«Екатерининский район – один из самых отдаленных в Правобережье нашей области. Прекрасные земли – просто уникальные черноземы, замечательные, трудолюбивые люди. Но в который раз убеждаюсь: сломать психологию крестьянина очень нелегко. Сложнее, чем собрать рекордный урожай. Подошел ко мне Николай Яковлевич, пенсионер, человек бойкий, напористый. На пиджаке по пояс орденов. «Начальства», как говорит сам, не боится. И вышел у нас с ним отчаянный спор прямо на сельском сходе. Я говорю: земля должна «работать», приносить прибыль. Продаваться и покупаться. А он отвечает: как так, продаваться-покупаться? И что я имею со своего поля? Взял, говорит у меня колхоз в аренду 22 гектара земли и вот как «заплатил» – вспахал мне огород, выдал 1,5 центнера зерна да 2 тонны соломы. Всего на 350 тысяч рублей, утверждает крестьянин, Правильно, отвечаю. А если бы земля стоила столько, сколько должна – тысячу долларов за гектар, передал бы ты, говорю, Николай Яковлевич, ее своему колхозу нищему в аренду? Наверное, десять раз подумал бы: а выгодно ли это? «Да разве ж она моя, землица-то? – говорит вдруг пенсионер. – «А чья ж она тогда?» – «Государственная!» – «Да какая ж она государственная, мил человек? Твоя она. Собственная. Правнукам завещать сможешь».
Покачал головой мужик – как ни крути, губернатор вроде бы прав. Только непривычно как-то – земля, и в собственности… Вот изба, корова, пара овечек или старенький «москвичонок» – другое дело.
Психология – вещь тонкая. В одночасье, с четверга на пятницу дело не поправишь. И не ничего удивительного, что собственника приходится уговаривать почувствовать себя этим собственником. Отсюда и почти 2 тысячи крестьян, отказавшихся получить документы на свои земельные паи. В этом нет ничего удивительного. Лозунг «Земля – крестьянам» почти 80 лет оставался лозунгом, и только. Государство не могло, не хотело да и не умело с толком распоряжаться своим национальным достоянием. Все было общим. И ничьим. Но у земли должен быть хозяин.
Не будет ошибкой сказать: все было бы по-другому, если бы аграрные реформы нашего земляка Петра Столыпина были доведены до конца. А ведь именно в них он видел спасение России. Он рассчитывал справиться с земельной реформой за 20 лет. Но отпущено ему было едва ли десятилетие. Опыт других стран показывает: процесс реформирования многотрудный, поэтапный. Длительный. Небольшая Пруссия, например, выходила из общины почти столетие. Что же тогда говорить о необъятной России? «Нужен упорный труд, нужна продолжительная работа», – так говорил он 90 лет назад в своей речи об устройстве быта крестьян и о праве собственности, произнесенной на заседании Государственной Думы и вошедшей в историю хрестоматийной фразой о великой России и великих потрясениях.
