Человек, который видел сквозь лица | страница 65
Я встречаю его улыбкой:
– Ты не зря удрал, это был Терлетти.
– Что он тебе сказал? О чем вы говорили?
– Да ни о чем. Он меня держит за дурачка. Вообще-то, выглядеть дурачком – самое что ни на есть надежное прикрытие.
Но, произнося эти слова, я одновременно спрашиваю себя: а может, Терлетти прав? Что я тут делаю в компании брата убийцы, от руки которого сам чуть не погиб? И что я за урод, если пытаюсь понять мальчишку – более того, утешить?!
8
«Зачем?»
Этот вопрос не дает мне покоя с самого утра.
Закрыв глаза, подперев щеки кулаками и облокотившись на стол, я пытаюсь отрешиться от гомона в редакции. Сегодня, в понедельник, сотрудники бурно, как никогда, обсуждают последние события; помещение напоминает гудящий улей, переполненный информацией, но все голоса перекрывает мощный бас Пегара, шумного, назойливого, лихорадочно оживленного, требующего от своих рабочих пчелок нектара «новых новостей». Наш босс никогда не страдал излишней скромностью, но теперь прямо-таки лопается от гордости: Шарлеруа стал центром мира – или как минимум мира массмедиа, – стоит только взглянуть на городские улицы, забитые репортерами, журналистами и спецкорами, камерами и магнитофонами, съемочными машинами и тонвагенами, и это не считая спутниковой связи с трансляцией на полсотни стран. Наконец-то наш городишко стряхнул с себя налет провинциальной серости и сделался сюжетом номер один для СМИ всего мира. И Пегар, почуяв эту метаморфозу, заважничал, что твой король: это именно он, бывалый журналист, всегда интересовался жизнью Шарлеруа больше, чем другие, еще во времена так называемого прозябания города! Он сияет. Он чванится. Он торжествует.
А я сжимаю виски и затыкаю уши, чтобы отгородиться от этой вакханалии.
«Зачем?»
Меня осаждают образы: Хосин, который на ходу толкает меня, замешивается в толпе возле церкви, выкрикивает «Аллах акбар!» и взрывает бомбу… Момо, который страдает оттого, что старший брат «предал» его, оставил одного, но сдерживает слезы… Жертвы взрыва, стонущие от боли в приемном покое… Крик матери, лишившейся ребенка…
«Зачем?»
Зачем умирать? Зачем убивать незнакомых людей? Какие убеждения стоят того, чтобы идти ради них на смерть?
Сейчас над моими коленями, в ящике стола, заряжается ноутбук Хосина Бадави. Как только редакция опустеет, я смогу задать ему этот мучительный вопрос: «Зачем?» И может быть, сам на него и отвечу.
«Зачем?»
Сегодня утром здесь отпраздновали мое возвращение. Мне устроили такую теплую встречу, словно всегда любили как родного. Сотрудники, которые прежде постоянно третировали меня, внезапно проявили трогательное участие, расспрашивая о здоровье, о настроении, о переживаниях. Я старался «соответствовать» и не разрушать эту идиллию, сердечно улыбаясь всем подряд. Перед таким бурным проявлением чувств не устоял даже Пегар, который всегда требовал любви прежде всего к себе самому: он выставил три бутылки игристого вина, которое именует шампанским, разлил его по пластиковым стаканчикам и заставил всех проглотить это теплое пойло, провозгласив тост за мое выздоровление.