– А у вас дома есть Коран?
– А то! Мы же из Рифа!
– И ты его читал?
Этот вопрос приводит его в недоумение.
– Знаешь, мы живем по Корану, но читать его вовсе не обязательно. Это как словарь: ты же не читаешь словарь?
Я подтверждаю, что он прав, – сейчас, пока я не ознакомился с Кораном, рано еще затевать теологический диспут. Момо хмурится:
– А ты сам-то читал Коран?
– Конечно.
Я почти не лгу: завтра я это обязательно сделаю.
Момо съеживается на своем табурете и глядит в пол.
– Я боюсь идти в коллеж.
На его смуглых висках неровно пульсируют лиловые жилки.
– Что я им скажу? Как на меня будут смотреть? Нет, мне больше туда ходу нет.
– А тебе нравилось учиться?
– Да я первый ученик в классе! – выкрикивает он, но тут же опять сникает и расплющивает пальцем мясную крошку на столе, словно иллюстрируя ситуацию. – На меня будут смотреть как на изверга. Как на брата изверга. – И его передергивает от ярости. – Но пусть только кто-нибудь попробует оскорбить моего брата, я ему морду разобью!
– И тогда тебя выгонят из коллежа.
– Ну и черт с ним!
И Момо расплющивает другую крошку, на сей раз особенно свирепо.
– Лучше бы уж я взорвался вместе с Хосином…
При этих словах крошечный Хосин вдруг просыпается на плече Момо, явно заинтересованный выкриком младшего брата, и, подавшись вперед, ждет продолжения.
– Теперь мне хана. Я преступник только потому, что моя фамилия Бадави. Моя мать тоже преступница, потому что ее фамилия Бадави. Нас всех смешали с дерьмом, в одну минуту. И ты думаешь, я соглашусь на такую жизнь?
У Хосина заблестели глаза; наклонившись к уху Момо, он нашептывает ему что-то, чего я не слышу.
Момо, как завороженный, произносит отрывистые фразы, перемежая их паузами, словно повторяет то, что ему внушил призрак:
– Нас все презирают… Люди никогда нам не простят, что мы жили с типом, который ухлопал восемь человек и ранил еще двадцать пять… Вот он, идол нашей семьи – убийца!.. Нашего Хосина, нашего любимого Хосина теперь все ненавидят… Стоит о нем заговорить, как нас обзывают преступниками. Но настоящий Хосин – это был Хосин до взрыва, до того, как он стал террористом, тот, которого я знал с самого детства. А эти, здешние, чего они хотят? Чтоб я забыл свое прошлое? Чтоб я остался только братом террориста? Ну конечно, так было бы проще всего!
Хосин крайне возбужден; он обрел прежнюю живость и все энергичнее втолковывает на ухо мальчишке свои доводы. А тот, как под гипнозом, монотонно повторяет их вслух:
