Бедная Алена никогда не выезжала дальше сеяжских предместий. Она смертельно устала от тяжелой дороги. Шум, гам, непогода, тряска такая, что ломило все тело, смены лошадей, постои на мрачных подворьях, а иной раз — в убогой деревушке. И так целый месяц. Зато она успела лучше узнать мужа и смириться со своей долей. Девица поняла, что не так и плох этот «безбожник», и даже начала в него влюбляться. Бóльшую часть пути Ладимир гарцевал на своем вороном Благовесте. Но то и дело он садился в возок к жене, и они болтали обо всем подряд в мягком полумраке под кожаным тентом, обитым изнутри вирейским ковром.
— Каюсь, краса, хмельное и впрямь люблю, — говорил Ладимир, пожимая плечами. — Но кто же его не любит-то? Недаром гласит молва: лучше дубинное битье, чем бесхмельное питье! Хотя не так и много позволяю, как люд судачит. Да и не вредит мне, а, наоборот, думать да творить сподвигает. Вот смотри, краса, как тебе?
Он развернул желтоватый свиток, который давно держал в руке, шелестя им в ожидании лучшего момента, чтобы показать княжне. На харатье густыми чернилами было искусно выведено изображение каких-то хором с высоким каменным теремом, увенчанным пухлой бочкой и опоясанным резными гульбищами.
— Нравится?
— Да, лепо, дюже лепо. А что это?
— Это хоромы, где мы с тобой жить будем, — отвечал Ладимир с серьезным видом. — Батюшка пожаловал их мне, когда меня к тебе посватал. Но терема вот этого еще нет, его построят скоро для тебя. Смотри, я сам начертил. Как тебе, только честно?
Алена недоуменно уставилась на княжича.
— Как же так, неужто зодчих да градоделов в Гривнограде нет, раз княжич должен сам дворцы измышлять? — спросила она с удивлением.
Ладимир снисходительно покачал головой и улыбнулся.
— Полно у нас зодчих, Аленушка. И свои, и заморские есть. Вот одного из них, Орсентия из Притта, и подрядил батюшка меня наукам математическим обучать. А потом он меня и этому обучил. Теперь я уже три церквы измыслил. Скоро поедем в город, и все сама увидишь!
— Да разве же положено княжичу таким заниматься, неужто батюшка не бранит? Да и что тебе с того? Сам же сказал: зодчих хватает у вас.
— Эх, ничего-то ты не понимаешь, краса. Ведь когда сам измыслил — это же любо-дорого посмотреть — глаз радуется. Это ведь как детей творить, разве что каменных да деревянных — один краше и любимее другого.
— Никак в толк не возьму, что ты за человек, княжич, — призналась Алена. — Ведь ты, говорят, воин бесстрашный. Как же так можно: и в ратном деле преуспеть, и церкви измышлять?
