Вдалеке уже было слышно, как взрывалась толпа, приветствуя многоцветную реку свадебной процессии. Рев подкатывал все ближе, будто наступало многотысячное войско. Сперва показался возок невесты, шедший впереди на небольшом отдалении. Сбруя каурой лошади и дуга над ней были сплошь увешаны лисьими хвостиками и колокольцами. Княжна сидела неподвижно и обреченно. С ее зубчатого, словно верх частокола, серебряного налобника на плечи падали нити крупного жемчуга, а белое атласное платье с «аршинными» рукавами индевело разводами серебра. Рядом с ней расположилась почтенная сваха.
Яромир понуро плелся верхом вслед за женихом вместе с друзьями и дружинниками. Колдовство не сработало, но ему уже не было до этого никакого дела. В одном не обманула ведунья: все запретные мысли о сестрице растаяли, как утренний туман. Зато на смену им пришло новое, куда более сильное наваждение — сама Далемира. Лишь о ней думал княжич с того момента, как покинул ее скромное жилище.
Уже которую ночь он видел один и тот же сон, а после пробуждения сердце его било набатом, испарина жгла лицо. Он пробирается сквозь темный мрачный лес, тот самый, где живет ведунья. Под ногами — жилы корней и шерстистый мох. Отсыревшие лысые деревья, все в морщинах и наростах, тихо стонут, точно жалуются друг другу на тяжелую жизнь и хвори, как старики на завалинке. Вдруг впереди сквозь поволоку лесного мрака сверкает начищенным медным зеркалом водная гладь. Бор ступеньками спускается к озерцу, деревья сменяются корявыми кустами, и Яромир выходит на заболоченный бережок. За высокими камышами слышны всплески и звонкий смех.
— Здравствуй, княжич, ясный сокол! Говорила же, что ты воротишься, от судьбы ведь не убежишь, как ни пытайся.
Далемира показывается из-за камышей, неспешно плывет к берегу и, в чем мать родила, выходит из воды — на ней лишь неразлучный оберег. С каждым шагом ее упругая грудь, усаженная хрусталинками воды, заискивающе вздрагивает, локоны струятся водопадом до самых бедер, крутых и манящих. Словно языческая богиня Лада спустилась на землю. И вот она совсем близко, осталось лишь протянуть руку и… Безжалостная явь, чертово утро вновь крадут у Яромира его зазнобу. За это он готов был своими руками свернуть шеи всем петухам на свете.
В громадном соборе негде было упасть и слезинке. Бояре, великие и удельные князья со своими семьями, бесчисленные тиуны, старшие и младшие дружинники, гридни, иностранные послы — кого здесь только не было. Все изнемогали от жары и духоты; вместо воздуха курилась клубами густая пелена благовоний и дыма от жженого воска.
