— Что же, будет по-твоему, молодец!
— И что же еще от меня надобно для этого? — уточнил княжич.
— Что надобно? Жить, не тужить, да добра наживать. Да ждать, когда воля твоя исполнится, — спокойно ответила она.
— И сколько же ты хочешь за труд свой колдовской? — спросил Яромир, потянувшись за мошной с монетами.
— Не спеши, молодец! Ведь колдовство пока не свершено. А ежели не выйдет?
— А может?
— О том лишь Боги едины ведают. Покуда всегда выходило. Но деньги убери! Монеты, что каменья — тяжело на душу ложатся. Вот свершится отворот, тогда и потолкуем о награде. А нынче не кручинься и иди с миром.
— А ежели я обману, не приду боле, чтобы отплатить за службу? Не боишься, ведунья? — княжич немного осмелел, голос его стал жестче.
— Ты воротишься, молодец, даже не сомневайся в этом! А от любви своей запретной, считай, ты уже излечился.
Колдунья загадочно улыбнулась и снова поклонилась на прощание, растревожив свои великолепные локоны.
Дни пролетали быстрее, чем пожелтевшие листья срывались с деревьев. Время пришло: Святая Варвара готовилась принять под своими сводами очередных знатных молодоженов.
Грозовой тучей, что рухнула с небес на землю, громада хмурилась посреди детинца. Храм словно держал в узде веселье белоснежных церквей, резных теремов и хором, рассыпанных вокруг. Лишь безбожники голуби не питали трепета перед вековой святыней. Облепив полукруглые закомары, на которых покоились своды, бровки[48] над вытянутыми окнами и выпуклые пояса орнаментов, они нахохлились с важностью бояр.
Горе той сеяжской княжне, что дерзнет повенчаться в любом другом соборе: вовек не видать ей здорового потомства. Во всяком случае, так гласило древнее поверье, и никто не смел в этом усомниться. Поэтому свадьба растягивалась не на неделю, а почти на целый месяц. Венчание перед господом, потом — долгий изнурительный путь через лысые леса, отсыревшие седые поля, морщины холмов и рытвины оврагов, деревушки, становища. И все это по каше распутицы, заваренной осенними дождями. Наконец, Господин Великий Гривноград, свадебный пир во дворце жениха. Не многие могли отважиться на такой путь дождливой осенью, но оба князя — и Невер, и Всеволод — сочли промедление непозволительным.
— Расступись! Молодые едут! Молодым дорогу! — раздались крики Борислава, едва слышные в гуле толпы. Как дружка[49] Ладимира, он должен был скакать вперед и предупреждать всех о приближении свадебного поезда. В красной рубахе с жемчужным косым воротом и белом развевающемся плаще, он пролетал над волнами голов, подобно комете.
