Фока поднял глаза и увидел молодую жену. Застыв в дверях, она беспомощно наблюдала за тем, как в один миг рушилась вся ее жизнь. Кузнец не проронил ни слова, но во взгляде мужа она прочитала все, что он хотел ей сказать.
«Прощай, жизнь моя, любовь моя! Себя береги и Варечку нашу! Да прибудет с вами милость Божья!»
Изо всех сил стараясь сдержать слезы, чтобы еще больше не смутить и без того напуганную Варю, красавица Лебедь едва заметно кивнула мужу в ответ.
* * *
Владимир смирился со своей участью и, тихо нашептывая молитву, ожидал смерти. Идти дальше сил не осталось, да и не было никакого смысла. Позади — враг, впереди на десятки, а возможно, и сотни поприщ зловещим темным морем разросся непроходимый бор. Юноша лежал на влажной, усыпанной хвоей и листьями земле и смотрел наверх. Кроны и ветви деревьев смыкались куполом, усеянным светлыми брешами, словно золотыми звездами.
Он даже не помнил, как ему удалось в таком плачевном состоянии уйти далеко в лес. Последнее, что осталось в памяти, — как земля ушла у него из-под ног, и он камнем полетел вниз с крепостной стены. Упади Владимир не в воду, а чуть правее, на валуны, — и его мучения уже бы закончились. Но судьба решила напоследок еще немного над ним поглумиться. Нога нестерпимо ныла; при каждом движении будто в очередной раз кто-то вонзал в его рану острое лезвие. Его пылающим от жара телом овладела дрожь, а зубы упрямо чеканил друг о друга ритмичную дробь.
Неожиданно ближайшие кусты зашуршали, послышались тихие, почти невесомые шаги — это явно был человек.
— Люди доб-доб-доб-рые! — проревел он из последних сил. — Подсобите! Изб-бавьте от мук — убейте м-мменя, а что есть у меня — все б-берите, на том свете не надобно!
Ветви малинника медленно раздвинулись. Но вместо какого-нибудь босяка, лесовика или ватажника из зарослей вышла совсем юная девица.
— Т-ты ведь не человек? Ты ведь ангел, д-да, пришла забрать меня?
Владимир и впрямь принял ее либо за ангела, либо за предсмертный бред. Льняная сорочица, расшитая красными нитями и подпоясанная на осиной талии пенькой, подчеркивала стройность ее стана. Длинные белокурые локоны на языческий лад свободно обтекали лицо и нежную шею; на лбу желтел берестяной обруч.
Подойдя к раненному, она наклонилась так близко, что Владимир смог разглядеть ее во всей красе, несмотря на полумрак. Девичье личико вдруг засияло улыбкой, и на щеках, румяных как наливное яблоко, задорно заиграли ямочки. Глаза цвета васильков смотрели на него весело и приветливо, как на желанного гостя.
