— Семью жаль кузнеца, — сказал гридин, вздыхая. — На кого останутся?
— Не боись, с глада не издохнут. Княже их довольствием на всю жизнь обеспечит. А срок пройдет — Фоку убитым назовут. Все одно, в Сеяжу ему уже не воротиться. Тогда супружница его себе нового мужа и найдет. Люди говорят, красотой она дюже лепа. Коль так за них трясешься, вот и возьмешь ее в жены. Не пропадать же девке. Или не хочешь порченую?
Юный ратник люто взглянул на старшего товарища, но промолчал.
— Кузнец, здрав будь! — грянул Драгомир, перекрикивая стук молота и шипение горна, когда дружинники вошли в кузницу.
На мгновение Фока замер, затем расправил могучие плечи, отложил в сторону молот и повернулся лицом к незваным гостям.
— Мы по поручению князя Невера пришли за тобой. Государю снова служба твоя надобна, — продолжил рыжебородый.
— Что же, это честь для меня — государю послужить. Моя кузня всегда к его услугам. Что надобно выковать, сколько да к какому сроку? — спросил кузнец, окуная щипцами раскаленную заготовку подковы в кадку с ледяной водой.
— Да нет, Фока, не князю ты теперь будешь мечи да зерцала ковать. Вот уж повезло тебе, впрямь как утопленнику. Каан Орды поганой, Тюхтяй, хочет тебя во служение к себе, в Орду забрать. В грамоте своей требует от князя, чтобы выдал ему сына, Белту-хана царевича, поминки богатые да тебя, Фоку кузнеца. Иначе не пойдет от Сеяжска прочь, город пожжет и разграбит. Уж не ведаю, как прознал про тебя басурманский царь, каким ветром ему в лапы безделицу, тобою выкованную, занесло. Да только не взыщи, кузнец! Князь милостив. Но для спасенья многих одним жертвует. Придется тебе в Орду отправиться.
— Да как же так, дружинные? Как же кровинушки мои, супружница с доченькой? Ведь пропадут без меня! Ладно меня — их-то пожалейте! — взмолился Фока.
— Не страшись, княже им богатое довольствие назначил, нужды им ни в чем не будет! И в обиду тоже не дадим. Ежели кто на них худое замыслит — обороним, не сомневайся.
— Батюшка! — прозвенел тонкий детский голосок.
Худенькая девочка лет семи вихрем ворвалась в закопченную кузницу и мертвой хваткой вцепилась в отца. Она так крепко обняла Фоку за талию тонкими ручками, что у могучего кузнеца перехватило дыхание. От слез ее зеленые глаза искрились изумрудным блеском.
Варя пыталась что-то сказать, но все ее слова разбивались о ком в горле, как волны о скалы, вырываясь невнятными всхлипами.
— Ну что же ты, кровинушка? Ну не плачь, не плачь, никуда твой батька от тебя не денется! Вот службу князю сослужу и вернусь тут же! Вы же у меня — свет в оконце. Все сладится, дочка, вот увидишь, — шептал кузнец, поглаживая огромной мозолистой рукой золотистые кудри дочери, в которых пылали языки алых вкосников.
