. Или еще: «Между звездами и пространством нет несоответствия, не больше, чем между землей и вашим телом. Все это образует одно единое тело. Единственное различие в том, что ваше тело будет словно сын всеобщего, но и само оно уподоблено всецелому бытию»
[199].
Мне только хотелось бы тут сразу уточнить, что то, что Майкл Талбот и Фритжоф Капра называют «мистицизмом», сводится, по большому счету, всего лишь к интуиции природы и природных сил универсума. Здесь и речи нет об отношениях любви с личным Богом. То есть мы тут еще довольно далеко отстоим от того, что составляет самую суть мистической жизни в великих монотеистических религиях (иудаизме, христианстве и исламе) и даже у многих мистиков индуизма[200].
Вернуться к «первобытной» мысли
Вовсе не для того, чтобы преуменьшить значение той или иной религиозной традиции, совсем наоборот, но мне кажется важным свести их вместе в некоем более общем пространстве: в пространстве «первобытных» традиций. Мирче Элиаде блестяще продемонстрировал[201], что у первобытного человека было две разновидности времени и две разновидности пространства: профанное время и пространство, соответствовавшее нашему опыту повседневности, и сакральное время и пространство. Сакральное время не преходяще: любой ритуал может вернуть его в момент насто ящего. Точно так же и сакральное пространство позволяет «всем зданиям – как и всем храмам, дворцам, городам – находиться в одной и той же общей точке, в Центре Вселенной»[202].
Те же категории мифических пространства и времени мы находим и во всех основных древних религиях: на Ближнем Востоке, в Египте или Вавилоне, равно как в Индии или Китае. Одон Казель[203], изучавший античные греко-римские мистерии, одним из первых показал, что ту же категорию мы, естественно, находим и в Библии, в Ветхом Завете[204]. Это заметили и другие исследователи, в частности, Робер Ленсен (Robert Linssen)[205] или Мишель Казенав[206]. Но тут мне могут возразить, что обоих этих авторов можно отнести скорее к литераторам, чем к ученым. Робер Ленсен исходит из положений дальневосточной духовности, и уже оттуда приходит к современной физике; а Мишель Казенав идет от литературы и духовных исканий к естествознанию. У этих авторов мы также находим широкий диапазон религиозных традиций: от ислама до христианства. Мне просто хотелось бы очертить здесь тот сегмент, который одинаково применим ко всем упомянутым течениям и традициям. И я тоже, в свою очередь, чуть ниже, надеюсь суметь показать, что в самом существенном многие эти традиции и в самом деле сходятся, так что найти такой общий «участок» вполне реально.
