Именно это и хотели проверить многочисленные ученые, всерьез бравшиеся за изучение древних религиозных традиций, тех самых, к которым с таким презрением относились их предшественники. Но обращались они при этом обычно к традициям Индии, Китая и Японии, реже к исламу, и практически никогда – к христианству.
Мы уже видели, как Эрвин Шредингер искал аналогии в Ведах и Упанишадах. Он хотя бы признал, что дело того стоило. От чего у меня возникает чувство настоящего облегчения: я ведь тоже прочел все, что мог, в Ведах и Упанишадах, и мне всегда казалось, что из такого изобилия мыслей каждый черпает, что может, вычитывая там то, что ему самому ближе. Поскольку я столь же долго корпел и над древними средневековыми латинскими и византийскими текстами, я хорошо знаю, как трудно прочитать в них именно то, что вкладывали в них древние авторы. Сопоставляя их мысли с нашими современными категориями и с собственными предпочтениями, мы рискуем приписать им совсем не то, что их авторы хотели сказать на самом деле.
И все-таки некоторые сопоставления напрашиваются тут сами собой. Не стоит вдаваться в детали, но ведь верно, что в целом сама картина мира с ее концепцией материи, пространства и времени, характерная для всех этих древних традиций, гораздо ближе к той картине мира, которую сегодня открывают и возвращают нам современные ученые. Недаром Нильс Бор, когда после Второй мировой войны его посвятили в рыцари, выбрал себе в качестве герба символ инь и янь.
Фритжоф Капра в своей книге «Дао физики»[196] также настаивает на этой встрече науки с духовными традициями Индии и особенно Китая и Японии. Но в этой книге нет ни единого намека на христианскую традицию. Конечно, вряд ли мы можем многого требовать от внешних, коль скоро и у себя в церкви не так уж много внимания уделяем изучению собственной традиции. Тем больше заслуга тех, кому к этой традиции все же удается прорваться.
Майкл Талбот, которого я выше уже обильно цитировал, не так уж сильно сумел тут расширить горизонт, добавив лишь несколько аллюзий на традиции американских индейцев, почерпнутые им у Кастанеды. А вот Басарабу Николеску[197] принадлежит редкая заслуга: он расширил поле сравнений, включив в него и наши, западные традиции. Он очень заинтересовался Якобом Беме (1575–1624) и обнаружил у него формулировки, предвосхищающие самые смелые современные научные гипотезы – даже гораздо смелее, чем в восточных традициях. Вот несколько примеров: «Один мир расположен в другом, и при этом все вместе – это один единый мир»
