Блудница (ЛП) | страница 12



Как только Калеб занял место за столом, его отчим поднял глаза от своей газеты, сверкнув лысиной в лучах солнца.

– Ты выглядишь более презентабельно, – грубо сказал Теодор. – Полагаю, ты провел вечер, празднуя возвращение домой?

Калеб хотел огрызнуться.

«Празднуя».

Теодор обманул его. В своем письме он сообщил, что Джессика уехала из города, и будет жить с родственницей после смерти отца.

Сначала Калеб не был особо встревожен, хотя не понимал, почему Теодор – единственный человек, написавший об этом в письме. Он должен был услышать эти новости от самой Джессики. Но она горевала и готовилась переехать к давно потерянной тете. Когда Калеб попросил адрес в следующем письме, мать полностью проигнорировала эту просьбу. Теперь он знал почему.

«Что могло случиться? Неужели Джессика просто так порвала с ним? Почему стала заниматься проституцией?»

Возможно, следовало писать ей самому вместо того, чтобы полагаться на свою семью для передачи новостей.

Сначала Джессика посылала письма вместе с примечаниями его матери два раза в месяц.

Калеб кропотливо читал каждое слово девушки, перечитывал письма множество раз до тех пор, пока канцелярская бумага не становилась мягкой и изодранной. Но не отвечал. Джессика знала, что он не ответит.

После того, как мать вышла замуж во второй раз, Теодор Дарст попытался заставить Калеба снова начать посещать школу, но ему было уже четырнадцать лет плюс два года стажа у Смитов на ранчо, поэтому он отказался.

Так или иначе, школа никогда ему не давалась. У Калеба была голова для шифрования, и он всегда любил слушать рассказы учителя о древнем Риме. Но письмо и чтение были тяжелой и при этом болезненной работой. Буквы, казалось, прыгали вокруг, изменяясь по пути от страницы до мозга и от мозга до руки.

Поэтому Калеб не писал Джессике, смущаясь, что она увидит его кошмарные письма. Рука девушки была гладкой и изящной, а слова весьма красивыми. Он видел, какими прекрасными были ее письма, и не хотел, чтобы она смотрела на его безграмотные каракули.

Джесс спрашивала его о новой жизни в каждом письме. Что он делал или видел. Но Калеб не мог рассказать ей об отчаянных трудностях в шахтерском городе. О грубой жизни, наполненной грязью и кровью, блевотиной и потом. Не мог рассказать, что единственные женщины, встречавшиеся ему за эти недели, были усталыми шлюхами и прачками-матершинницами.

А порой, его работа и вовсе заключалась в запугивании, приходилось даже прибегать к насилию, чтобы защитить чужие деньги. Пусть лучше Джессика думает, что он герой, живший среди больших деревьев под голубым небом Калифорнии.