Примерно такие же ситуации складывались и на Полигоне, когда испытывались какие-то изменения в схеме или конструкции стабилизаторов. Но мы были людьми военными, у нас было более строго со сроками испытаний, и мы работали с опытными образцами только в рамках той технической документации, которая сопровождала опытный образец. А все мысли, которые в ходе испытаний рождались в голове Михайлова, он уносил с собой, чтобы потом реализовать их уже в рамках новых доработок системы в структуре ЦНИИ-173. Полигон, в соответствии со своей схемой построения работы, проводил испытания только реальных опытных образцов с соответствующей технической документацией, а не реагировал на мысли и устные предложения даже таких выдающихся разработчиков, как Михайлов.
Когда Михайлов в течение длительного времени находился в командировке у нас в лаборатории, на Полигоне, он ежедневно уезжал домой в Москву ночевать, хотя многие прикомандированные москвичи оставались в общежитии, где всегда были свободные места. Приезжал он не с самым ранним паровиком (позднее электричкой) и появлялся у нас обычно после 10 часов. Обычно, но не всегда. Частенько он прибывал только к обеду. И не потому, что выезжал позже. Михайлов был очень увлечен своей работой. Он всё время о чём-то думал, думал увлеченно и периодически пропускал остановку в Кубинке. Ему много раз объясняли, что в этом случае нельзя выходить на следующей остановке, в Чапаевке. Там поезда останавливаются редко. И в ту, и в другую сторону. Как раз тот поезд, на котором Михайлов ездил в Кубинку, в Чапаевке останавливался. А обратного поезда ему приходилось ждать около двух часов.
Иногда Михайлов просил, чтобы ему включили стабилизатор на танке, который почти всегда находился в боксе лаборатории. Он вставал у дульного тормоза пушки, брался рукой за пушку, иногда нажимал на неё, чтобы гидроусилитель стабилизатора отозвался на внешнее возмущение своим урчанием, и о чём-то думал. Стоять так мог и час, и два. Мешать ему в это время было нельзя, у него рождались идеи. Идей у него рождалось много, но не все могли воплотиться в жизнь из-за ограничений технического, технологического и экономического характера.
Однажды мы спросили у его сослуживцев, почему Михайлов не может обзавестись машиной. Ведь за Сталинскую премию он получил хорошую сумму, так как некоторые из руководителей (не все!) удовлетворились лауреатской медалью и званием, а от денег отказались в его пользу. Нам рассказали, что автомобиль у него был. Он, правда, с трудом сдал на водительские права (в то время права не покупались ещё), и инструктор не советовал ему покупать автомобиль и садиться за руль. Тогда частных автошкол не было. Они имелись либо при Добровольном обществе содействия армии, авиации и флоту (ДОСААФ), либо при военных учебных заведениях. Машину Александр Васильевич купил, но проездил всего несколько недель. Потом врезался в столб. Сам отделался ушибами, так как ехал не быстро, а машине раскурочил весь передок. Больше не ездил. На вопрос, как всё случилось, отвечал, что ему на ум пришла интереснейшая мысль, и он не заметил столба.
