После взрыва заезжать в ту зону, где стояли наши объекты, до конца дня вообще нельзя было. Там уровень радиации был очень высокий. А я обычно с тремя солдатами, не считая механика водителя, подъезжал на бронетранспортёре к объектам, радиометром измерял уровень радиации над гусеницами. Гусеницы обладают самой сильной наведенной радиацией из-за каких-то легирующих металлов (по-моему, из-за марганца). Для себя я сделал на миллиметровке, наклеенной на картон, номограмму, позволяющую сразу без расчёта определить допустимое время нахождения в этой зоне. Мы подъезжали к первой машине, один солдат спрыгивал на неё. Он должен был открыть люк механика-водителя, выключить прибор ночного видения, взять с сиденья датчик для измерения дозы радиации и закрыть люк. То же самое надо было проделать на башне. Но там было два прибора и три датчика, по числу членов экипажа. А я за этот время должен был высадить второго и третьего солдат на следующие объекты. Потом возвратиться к первому объекту, где солдат уже должен стоять снаружи и сразу прыгать на мой бронетранспортёр. Так же забирал двух следующих солдат и переезжал к остальным объектам для повторения всех этих процедур.
Все это мы много раз репетировали ещё в испытательном городке в полной безопасности. Я дотошно рассказывал солдатам, чем им грозит промедление при выполнении этой работы. Не всегда помогало. Делаешь круг, подъезжаешь к объекту, чтобы забрать солдата, а он ещё не вылез из танка, хотя уже должен был это сделать по времени. Простые команды, оклики и т.п. действовали плохо. И я быстро установил, что в подобных ситуациях самым эффективным, если не единственным способом, является грубая матерная ругань. Приходилось пользоваться, так как здоровье своё и солдат было дороже. Никогда раньше и никогда позже мне не приходилось так ругаться.
Возвращаюсь к приборам ночного видения. Если после взрыва ускорить их выключение было невозможно, то оставалось одно – позже включать их перед взрывом. Но для этого надо было договориться с офицерами КПП и решить вопрос с жетонами на досках. Я уже отмечал, что на время проведения испытаний на Семипалатинском полигоне вводился строгий “сухой закон”. За его соблюдением следили сотрудники КГБ и политотдел. Но у нас был спирт, полученный официально по директиве Главкома Сухопутными войсками. И с помощью спирта можно было договориться обо всем.
Маленькое отступление по поводу спирта. Старшим нашей группы был подполковник Т. из Главного бронетанкового управления. Когда поехали получать спирт, наши три кубинских подполковника сразу сказали ему, что самым надёжным в вопросах хранения спирта из всей группы являюсь я. Об этом знал по предыдущим командировкам весь наш Полигон. Чтобы получить спирт на складе, заявку пришлось подписывать у начальника тыла, которому подчинялся склад, у соответствующего сотрудника КГБ, отвечавшего за вопросы безопасности и режима, у начальника политотдела, не отвечавшего ни за что, и утвердить у начальника Полигона. Вместе со спиртом нам выдали сейф (железный ящик) для его хранения.
