– Довольно! – снова протрубил голос Невера. – Ну, Яромир, посему выходит, не твоя правда. Проси прощения за наговор свой и оскорбление!
Вскочив на ноги, мальчишка умоляющим взором вцепился в отца, попытался возразить, но слова иссохли и превратились в пыль у него во рту. Он здорово запыхался от гнева и хаотичной рубки воздуха. Его парчовое, убранное жемчугом одеяние помялось и замаралось пятнами травы, шапка осталась валяться где-то под ногами, а волны волос захлестнули половину лица.
– Не смей отцу перечить, маленький наглец! Мало тебе досталось? Еще желаешь? Сказал – проси прощения! – заорал Невер.
– П-п-прости, Ладимир! Виновен пред тобой, каюсь! – выдавил из себя Яромир, осознав безысходность своего жалкого положения.
– Ну, ежели тебя и это ничему не научит, уже и не знаю, что с тобой делать, – с досадой сказал великий князь, возвышаясь на своем боевом скакуне, подобно громадному изваянию. – Драгомир, Протас! – позвал он своих дружинников. – Проводите княжича во дворец, пусть сидит в своих покоях и никуда не выходит, покуда я не позволю!
Глава 6. Месть
Пыхтя и ероша свои волосы, Яромир выцарапывал костяным писалом на вощеной дощечке корявые буквы, напоминавшие покосившийся частокол. Мысли княжича путались. Чем старательнее он копался в памяти, тем сильнее сгущалась дымка в его сознании. Все, о чем он мог сейчас думать, – это недавнее унижение на охоте. И как тут было сосредоточиться на житии очередного седобородого праведника, что задал ему вызубрить строгий учитель, дьякон Феофан?
Оторвавшись от письма, он обреченно взглянул в распахнутое резное окно. Отсюда, из высокой светлицы дворцового терема, весь княжий двор стелился как на ладони, и даже вдалеке виднелись улицы посада, ползущие к берегу Ладнора.
Но отрывистый стук резко прервал его задумчивость. Спрятанным за темно-синим сукном подрясника кулачком Феофан продолжал колотить по дубовому столу, обильно закапанному воском.
– Ты рот не разевай, а ученье познавай! Опять леность свою лелеешь, опять не готов, невежда? – заблеял диакон. Невер строго-настрого наказал ему ни в чем не давать княжичу спуску, и учитель муштровал наследника жестче, чем простого мальчишку-послушника.
Яромир нехотя вернулся к невыученному заданию, то и дело украдкой поглядывая на Феофана в ожидании момента, когда тот даст слабину. Диакон был еще молод, но тщедушен, как птенец. Когда усталость брала верх над его худосочным телом, он начинал клевать носом, словно древний старец. И сейчас как раз наступал такой момент. Полдня – заутреня и всякие хлопоты – остались позади, солнце наполняло светлицу теплом и уютом, а птицы ласково щебетали за окном свои колыбельные.
