в буденовке
шагает гордо
по взятому с боем
городу.
В руке не нитки-иголки, —
наган в руке комсомолки.
В душе комсомолки
песни,
разящие грозные песни,
что роты вели за собой
в последний решительный бой.
Не суженые
ей снятся...
Ей сполохи алые снятся,
тачанки и кони,
в галопе
летящие по Европе.
Она презирает томное
мещанское счастье
темное,
разряженное и куцее...
Счастье ее — революция!
Ребята встретили стихи веселыми аплодисментами. Федя Лосев принялся тискать Поля.
— Молодец, Пашка! Хорошо врезал: «тачанки и кони, в галопе летящие по Европе»!
— Погоди, погоди, а что это за девушка? — хитро блеснув антрацитовыми глазами, спросил Дадашев. — Скажи: в каком отделе работает?
Поль только пожал плечами.
А ночью, когда они с Михаилом возвращались домой, Поль под большим секретом признался, что стихи посвящены Симе. Она ему нравится. Но ей он об этом, конечно, словом не обмолвился. Она насмешлива, своевольна. Надо быть круглым идиотом, чтобы заговорить с такой девушкой о любви. Да и отношения между ними сложились не располагающие к сердечным излияниям.
Захваченный откровенностью товарища, Михаил рассказал о Зине Лаврухиной. После первого свидания ему удалось встретиться с нею всего лишь дважды. Работа почти не оставляла свободного времени, а выходных не давали.
Они гуляли по городу, и Михаил читал стихи, об авторах которых Зина даже не слыхивала. Потом он восторженно говорил о победах Красной Армии, о грядущей мировой революции, а она молча слушала. В ее молчании Михаил угадывал мягкое сопротивление. Но когда они очутились за сараем, когда говорить начали губы, руки, глаза, неприятное впечатление от ее молчания улетучилось бесследно.
Обо всем поведал Михаил другу и даже поделился своими сомнениями.
Поль со знанием дела разъяснил, что Зину следует ввести в комсомольскую среду, поскольку лишь среда способна перевоспитать человека.
— Знаешь что, — сказал он в заключение, — приведи ее в наш клуб на танцы.
Клуб Азчека помещался на той же Кооперативной улице в ветхом двухэтажном доме. Это была обширная комната с рядами скамеек и кумачовыми лозунгами на стенах. Здесь происходили собрания комсомольской ячейки.
Собрания обычно начинались в пять, и если до девяти оставалось время, то сдвигали к стенам скамейки и устраивали танцы. Танцевали под старое разбитое пианино, из которого один Поль умудрялся извлекать гармоничные звуки.
