Городские цветы (Конец водной феерии) | страница 23



Топчий взял деньги.

- А почему... в мухах все? - брезгливо проговорил он.

- Липнут... к хорошему делу, - хмуро пояснил Коля-Толя.

- Ну? - напутственно улыбнулся мне Топчий, сгребая деньги с мухами в стол.

- Там еще... Федя с дочкой, - прохрипел я.

- На Федю я не подписывался! - ощерился Коля-Толя. - Ты сам его разыскал!

Постояв, я сел, что, наверное, обозначало: тогда я остаюсь!

Долгая тишина.

- А... жрите! - Коля-Толя стал еще деньги метать...

"Но ведь хорошее дело не пропадает, - я подумал с тоской, - в том числе и для того, кто это делает? А?"

Пока он счастливым не выглядел. Но все равно, душа моя снова наполнялась слезами, но чистыми, светлыми, радостными. Я с любовью смотрел на него: сколько он подличал, хитрил - и все на благородство ушло! Можно сказать, при великой акции присутствуем тут.

- Приведите Кучумовых, отца и дочь! - с улыбкой скомандовал Топчий, сгребая в ящик деньги и туда же - мyх.

Коренастая его помощница вскоре пришла с Федей и Людмилой. Вид у них был мятый и недовольный. Это понятно. Полное счастье если и наступит, то чуть спустя.

- Идите!.. Вы... боевой офицер! - проникновенно признес Топчий. В глазах Феди сверкнула влага.

- А вы не там сюжеты ищите, господин сочинитель! - крикнул Топчий мне вслед.

Мы вышли на задворки Апраксина двора. Глухие купеческие амбары, пыльные окошечки, свалки тары. Коля-Толя долго шел впереди, не в силах справиться с яростью, простить себе благородство, которое все больше казалось ему глупостью. Когда я, с целью благодарности, настиг его, он отвечал заносчиво и презрительно. Например, начисто отрицал, что мы были в квартире Феди, прыгали с крыши.

- Мандеж! - так оценил он этот сюжет. Из его резких слов выходило, что мы только и сидели в пивной, пока не нагрузились, и нас забрала "хмелеуборочная"... Скудно!

Мы вышли на Сенную. Нет, там не били женщину кнутом, крестьянку молодую, но общее впечатление все равно было ужасающим. В те годы там шло строительство метро, два старых дома стояли треснувши, пoсреди площади, закиданной синей кембрийской глиной, возвышалась мрачная башня с маленьким окошком. Все, что было уже использовано в производстве, валялось тут же: ржавые конструкции, доски, бревна. И в этом хаосе зарождалась новая жизнь: лотки, прилавки, подстилки, уставленные гнилым товаром.

Окольно, балансируя на дощечках над канавами, мы обошли площадь и вышли к каналу.

Катер наш стоит! Мы привольно вздохнули... и тут из рубки вырвался луч фонаря. Из трюма - другой. Из люка каюты - третий. Шмон! Что ищут? Неужели ожерелья? Судя по околышу, мелькнувшему в луче, - видимо, да. Народ серьезный. Никитушка в застенке, ожерелье отобрано, катер обыскивают. Обыскивают, видимо, неофициально: околыш резко выдернулся из яркого луча. Милиционеры действовали слегка воровато... "мундиры голубые"! Стиль нашего времени, увы!