Московская битва, 1941–1942 | страница 19

– Ну-ну! – рассмеялась очередь.

– Ну, а вам сколько же лет, папаша? – обратились люди теперь к старику.

– Сорок девять, – сказал старик. Добавил: – Даже еще неполных.

– Ну-ну! – и ему ответили улыбкой люди.

Дошла до подростка очередь. Прошел он в кабинет к военкому. Пробыл недолго. Вышел понурый. Ясно – не получился номер. Молод. Не взяли его в ополчение.

Скрылся за дверью теперь старик. Этот пробыл там дольше. Разговор в кабинете был громкий. Всего люди не слышали, но отдельные фразы долетали сюда в приемную.

– Да я еще – ого-го! Я еще молодого заткну за пояс. – Это говорил старик.

– Не могу. Нельзя. Поймите. – Это говорил военком.

– Да я еще в Гражданскую войну ротой командовал, да я еще в первую империалистическую войну Георгиевский крест получил, да я еще в 1904 году под Мукденом с японцами воевал. – Это опять говорил старик.

– Понимаю. Понимаю. Но не могу. Не имею права. – Это опять говорил военком.

Наконец дверь открылась. Вышел старик. И у этого вид угрюмый. Много лет старику для того, чтобы записывать его в ополчение.

Ушли подросток и старик из военкомата. А на следующий день, когда ополченцы явились на сборный пункт, смотрят, а там в строю ополченцев уже стоят и вчерашний подросток и вчерашний старик.

– Вот это да! – поразились люди.

Правда, у подростка с ополчением так ничего и не вышло. Заметили его. Вернули назад мальчишку. Война не детское это дело. А вот старик так и остался вместе со всеми. Вместе со всеми и шел он в учебный лагерь. Тут же двигались повозки со снаряжением.

– Дедушка, – обращаются к нему ополченцы, – да ты хотя бы присел на одну из повозок.

Сердится старик, негодует:

– Какой я вам дедушка! – Вскинул голову: – Я – боец! Я – солдат!

Самым удивительным оказалось то, что ему было даже не шестьдесят лет, как предполагали тогда в военкомате другие, и даже не семьдесят, а целых восемьдесят. Как раз летом 1941 года восемьдесят лет исполнилось. Так что был он даже не столько дедушкой, сколько прадедушкой. Каким он чудом попал и удержался в ополченцах, так никто и не смог понять. Однако имя и фамилию его запомнили – Иван Иванович Резниченко.

Война есть война. Всякое здесь бывает. Лопата и та стреляет. Москва готовилась к схватке с врагом. Вокруг города возводились оборонительные рубежи. Рылись окопы. Создавались баррикады, завалы, возводились проволочные заграждения, устанавливались «ежи» и надолбы. Тысячи женщин, стариков и подростков брали в руки кирки, ломы, лопаты…