Поздним вечером Михайла зашел в окраинную полуподвальную столовую поужинать. Прихлебывая кофе, глядя перед собой, он с небывалой силой испытал прилив щемящей тоски. После долгих лет скитания на чужбине он снова среди русских людей, на родной земле, слышит милую русскую речь. И однако вынужден прятаться, как затравленный волк. Каким счастьем было бы сидеть вот так, как этот парень за соседним столиком, спокойно разговаривать с людьми. Куда он пойдет после ужина, этот парень? Все равно. Куда бы он ни пошел, его ждут любящая семья, родные, товарищи. Завтра он отправится на работу, будет проходить мимо милиционеров, может быть, пройдет и мимо здания КГБ, и ничто не дрогнет в его сердце.
Проклятая жизнь! Лучше быть последним оборванцем, нищим, но только не человеком вне закона, без родины, предателем. Что толку утешать себя, что ты всего лишь радист, связист? Разве он не такой же презренный шпион, человек под номером, с кличкой вместо имени, как и Аро с его глазами убийцы?
Шпион! Какое страшное, змеиное, шипящее слово! Чего бы он ни сделал, чтобы искупить свой грех перед родиной, прожить остальную жизнь честно, с поднятой головой! Но первый шаг для этого — сдача. А простят ли его? Что, если и вправду загонят на каторжные работы в ледяные подземелья Колымы, как предупреждали в разведывательной школе? Ведь так хочется жить, дышать, видеть над собой солнце, смотреть в глаза любимой… Боже мой, боже мой!
Михайла почувствовал, как глухие рыдания скапливаются у него в горле.
Лишь в начале ночи, истерзанный колебаниями, измученный целым днем ходьбы по городу, Михайла решился. Опустив плечи, он сидел на скамейке, над Амуром, прощаясь с широким миром. Вот и конец. Осталось забрать на квартире свой саквояж и идти туда.
…Постовой милиционер на улице Карла Маркса, центральной магистрали города, был очень удивлен, когда к нему подошел молодой мужчина с саквояжем в руках.
— Я агент иностранной разведки. Хочу добровольно сдаться советским властям. Прошу отвести меня в управление госбезопасности.
Милиционер сначала предположил, что мужчина пьян, но от него не пахло водкой. «Разыгрывает! Нет, такими вещами не шутят».
Вызвав помощника, милиционер оставил на него пост и повел странного человека к зданию управления КГБ с таким деловитым видом, будто сопровождать шпионов по хабаровским улицам для него было самым привычным занятием.
Знакомство Лиды Стрельченко
Во всем Сосногорске, включая его заречную сторону, не было девушки, равной Лиде Стрельченко. По крайней мере, помощник паровозного машиниста Владимир Прозоров был твердо убежден в этом. У кого еще были такие чудесные светло-карие глаза, опушенные длинными черными ресницами? Кто из девушек мог так заразительно смеяться, обнажая два ряда безупречных зубов? А ямочки на полных румяных щеках, а коса, словно корона, уложенная в несколько тяжелых колец на голове? Будь Владимир похрабрей, он давно сказал бы ей об этом. Но они одногодки, и Лида видит в нем только Володьку, друга детства, не больше, всегда готового ради нее взобраться на самое высокое дерево, прыгнуть с обрыва в реку.
