«ИДИОТ ВИДИТ ВСЕ БЕДСТВИЯ.
БЕССИЛИЕ ПОМОЧЬ.
ЦЕПЬ И НАДЕЖДА.
СДЕЛАТЬ НЕМНОГО.
ЯСНАЯ СМЕРТЬ».
А еще через несколько строк отмечается: «Последние дни и часы Князя. Чудак, дети, все его обманули и проч<ее>». Вторая запись появилась, скорее всего, под влиянием размышлений Достоевского именно в эти дни над образом Дон-Кихота, – «чудака», постоянно обманываемого собственным оруженосцем.
Из приведенных черновых записей, как и из многих других, видно, что писатель не собирался сделать Мышкина радикальным реформатором окружающей действительности. Он планировал «ясную смерть» героя, совершившего немногое и сраженного бедствиями и греховностью «мира». Ранее смерти князя, как и в окончательном тексте, «Рогожин зарезал Настасью Филипповну». Автор подчеркивал при этом и здесь, и до самого завершения романа, что Аглая (ее ревность и вызванная этой ревностью «сцена соперниц») была тому «главной причиной» (9, 241).
Мне думается, что слова: «ЯСНАЯ СМЕРТЬ», – цитированные выше, возможно понимать не только как смерть очевидная, но в то же самое время и как смерть спокойная, просветленная. К этой мысли приводят предшествующие строки: «ЦЕПЬ И НАДЕЖДА. СДЕААТЬ НЕМНОГО». Приводит к ней и сопоставление апрельской записи с заметкой от второй половины сентября 1868 года, где Достоевский писал, возвращаясь к размышлениям о кончине князя:
«Под конец Князь: торжественно-спокойное его состояние!
Простил людям.
Пророчества. Разъяснения каждому себя самого. Времени. Прощение Аглаи» (9, 280).
Упоминания о «цепи» – символе бессмертия человеческой души и непреходящего значения добрых дел – еще дважды встречаются в черновиках. Они возникли как перекличка с идеями «Войны и мира». Во втором томе этого романа (ч. II, гл. XII) Пьер Безухов пытается убедить князя Андрея принять масонство, чтобы служить добру и обрести утраченный им смысл жизни. Пьер надеется, что, вступив в масонское братство, Болконский тотчас почувствует себя «частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах». Пытаясь пробудить в князе Андрее веру в будущую жизнь, Пьер говорит ему, что человек – промежуточное звено между растительно-животным миром и миром духов, живущих «над ним». Именно в духовном мире, а не здесь, на земле, «есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно – дети всего мира». «Разве я не чувствую, – восклицает Безухов, – что я в этом бесчисленном количестве существ, в которых проявляется божество, – высшая сила, – как хотите, – что я составляю
