В тот день папа только то и делал, что уверял всех домашних в бесповоротности своего решения. Раз пятнадцать он повторил, что никакие принцы ему не авторитет и что он не считает нужным кому-то доказывать благородство собственного рода всякими художествами. Мама ему поддакивала. Остальные отмалчивались. Не встречая возражений, отец почему-то ворчал и хмурился. На следующее утро он встал необычно рано и отбыл по служебным делам в столицу.
Обратно родитель вернулся через неделю в обществе высокого лохматого эльфа — Третьего придворного живописца её величества.
Чудная штука — природа. Вот казалось бы — рождается ребёнок. Чем-то он похож на отца, чем-то на мать. Чем-то даже на дядю с тётей. В результате смотрят на него родственники и никому не обидно: каждый видит что-то своё. Всё чинно, красиво и справедливо. Всё, кроме магии.
По странной иронии судьбы дети не могут наследовать магические способности обоих родителей. Если мама с папой принадлежат к одной расе — проблем никаких. У двух эльфов родится эльф, а у магов — маг. А вот когда семья смешанная — тут уже начинается лотерея. Чью силу, а значит и расу, унаследует ребёнок — одному небу известно. Полукровок ведь не бывает. Подчас один и тот же род за пару веков по несколько раз превращается из магического в эльфийский, из эльфийского в вампирский, а из вампирского вообще в какой-нибудь оборотнический.
Разумеется, в старом патриархальном обществе подобное категорически не приветствовалось. Тогда каждый старался искать супруга среди себе подобных. Теперь же, в наше просвещённое время, на такие условности внимание обращают всё меньше.
Приглашённый папой художник тоже оказался из смешанной семьи. Сын мага и эльфийки, он унаследовал от матери все её таланты в комплекте с острыми ушами, а от отца — чисто магическое воспитание и совершенно не эльфийское имя.
В первый же день пребывания у нас в усадьбе художник прожужжал нам уши своими заслугами перед искусством, довёл маму до приступа мигрени и потребовал, чтоб к нему обращались не иначе, как «маэстро Поллини».
— Ваша светлость! — возопил он с порога. — Графиня Ривенгтон!
Не успела мама опомниться, как живописец эксцентрично грохнулся перед нею на одно колено и принялся покрывать её руки пылкими, как мне показалось излишне влажными, поцелуями.
— Для меня это огромная, огромная честь! — забавно причмокивая, бормотал он.
Я украдкой прыснул в кулак. Заметившая это фрау Деффеншталь сделала мне строгие глаза и моментально за это поплатилась: маэстро Поллини отстал от мамы и обслюнявил нянины руки с не меньшим воодушевлением.
