Моя сто девяностая школа | страница 61
Так мы гастролировали по дворам примерно две недели.
Однажды я пришел после «выступления» домой и начал рассортировывать собранные кадрики. Вдруг входит мама и говорит:
— Тебя зовет папа. Он в кабинете.
Я уже говорил, что мой отец был врач, и в этот день он принимал больных дома.
Я вошел в кабинет к отцу и увидел там незнакомого мне мужчину.
— Это был он? — спросил отец у своего пациента.
— Конечно, он. Я не мог ошибиться, — сказал больной. — Их было трое, они пели у меня во дворе «Сильву». Моя жена даже бросила им пять копеек.
Папа очень рассердился, но у него было чувство юмора, и он не мог не рассмеяться.
— А ну, спой, — сказал он.
Я стоял красный как рак и не знал, что сказать.
— Пой! — сказал отец. — Я требую, чтобы ты спел.
Что было делать? Я спел первые две строчки арии.
— Это ты так фальшиво пел во дворе? И тебе не стыдно? Зачем ты пел?
— Мне нужны были деньги на пополнение моей коллекции.
— Сколько тебе нужно было?
— Пятьдесят копеек.
— И ты не мог попросить у меня пятьдесят копеек?
— Я стеснялся.
— А петь так безобразно ты не стеснялся? Так вот, — сказал отец, — возьми три рубля и никогда больше не пой.
С тех пор я не пою.
Наш Шерлок Холмс
— Товарищи! — закричал Костя Кунин, когда кончился урок и Кондукторша вышла из класса («Кондукторшей» мы звали учительницу географии за то, что у нее была привычка говорить: «Предъявите ваши знания», как кондукторши говорят: «Предъявляйте ваши билеты»). — Товарищи! — закричал он. — У меня пропал учебник географии «Григорьев, Барков, Крубер и Чефранов». Он лежал еще на перемене у меня в парте, а после перемены его не стало. Кто его стащил?
Все молчали.
— Значит, никто не признается?
И опять молчание.
— Хорошо, я сам приму необходимые меры, — сказал Костя.
И потом в коридоре он долго шептался о чем-то с Ваней Лебедевым.
Наутро следующего дня я почему-то пришел в школу раньше, чем обычно, и увидел Кунина и Лебедева, обыскивающих все парты. У Лебедева был в руках электрический фонарик, которым он освещал ящики парт.
— Что вы делаете, ребята? — спросил я.
— Что нужно, то и делаем, — ответил Кунин.
А Лебедев сказал:
— Не твоего ума дело. Мы производили обыск, но найти ничего подозрительного не удалось.
И запел свою любимую арию из оперы «Сказание о невидимом граде Китеже» — «Попляши-ка, мишенька, попляши, дурашливый». Он знал, что знаменитый сыщик Шерлок Холмс в минуты раздумий играл на скрипке. Но на скрипке Лебедев играть не умел и ее у него не было. Поэтому он напевал. И еще он знал, что Холмс курил трубку. Но Лебедев не курил и заменял ее, как он говорил, «сосательными леденцами». Так что он еще сосал леденцы.