Моя сто девяностая школа | страница 61



Так мы гастролировали по дворам примерно две недели.

Однажды я пришел после «выступления» домой и начал рассортировывать собранные кадрики. Вдруг входит мама и говорит:

— Тебя зовет папа. Он в кабинете.

Я уже говорил, что мой отец был врач, и в этот день он принимал больных дома.

Я вошел в кабинет к отцу и увидел там незнакомого мне мужчину.

— Это был он? — спросил отец у своего пациента.

— Конечно, он. Я не мог ошибиться, — сказал больной. — Их было трое, они пели у меня во дворе «Сильву». Моя жена даже бросила им пять копеек.

Папа очень рассердился, но у него было чувство юмора, и он не мог не рассмеяться.

— А ну, спой, — сказал он.

Я стоял красный как рак и не знал, что сказать.

— Пой! — сказал отец. — Я требую, чтобы ты спел.

Что было делать? Я спел первые две строчки арии.

— Это ты так фальшиво пел во дворе? И тебе не стыдно? Зачем ты пел?

— Мне нужны были деньги на пополнение моей коллекции.

— Сколько тебе нужно было?

— Пятьдесят копеек.

— И ты не мог попросить у меня пятьдесят копеек?

— Я стеснялся.

— А петь так безобразно ты не стеснялся? Так вот, — сказал отец, — возьми три рубля и никогда больше не пой.

С тех пор я не пою.

Наш Шерлок Холмс

— Товарищи! — закричал Костя Кунин, когда кончился урок и Кондукторша вышла из класса («Кондукторшей» мы звали учительницу географии за то, что у нее была привычка говорить: «Предъявите ваши знания», как кондукторши говорят: «Предъявляйте ваши билеты»). — Товарищи! — закричал он. — У меня пропал учебник географии «Григорьев, Барков, Крубер и Чефранов». Он лежал еще на перемене у меня в парте, а после перемены его не стало. Кто его стащил?

Все молчали.

— Значит, никто не признается?

И опять молчание.

— Хорошо, я сам приму необходимые меры, — сказал Костя.

И потом в коридоре он долго шептался о чем-то с Ваней Лебедевым.

Наутро следующего дня я почему-то пришел в школу раньше, чем обычно, и увидел Кунина и Лебедева, обыскивающих все парты. У Лебедева был в руках электрический фонарик, которым он освещал ящики парт.

— Что вы делаете, ребята? — спросил я.

— Что нужно, то и делаем, — ответил Кунин.

А Лебедев сказал:

— Не твоего ума дело. Мы производили обыск, но найти ничего подозрительного не удалось.

И запел свою любимую арию из оперы «Сказание о невидимом граде Китеже» — «Попляши-ка, мишенька, попляши, дурашливый». Он знал, что знаменитый сыщик Шерлок Холмс в минуты раздумий играл на скрипке. Но на скрипке Лебедев играть не умел и ее у него не было. Поэтому он напевал. И еще он знал, что Холмс курил трубку. Но Лебедев не курил и заменял ее, как он говорил, «сосательными леденцами». Так что он еще сосал леденцы.