Моя сто девяностая школа | страница 53



Тебя окружила толпа людей. Наверно, человек пятьдесят, не меньше. Все кричали: «Жив? Цел? Не задавили?» Ты встал бледнее, чем снег вокруг, и спросил: «Что случилось?»

«Случилось то, что из-за твоей дурости я чуть было не переехал тебя», — сказал вагоновожатый. Он даже заикался от страха.

«Может, что переломано у него», — сказал какой-то дворник.

И тогда все подняли тебя на руки и понесли в аптекарский магазин рядом с булочной Лора…

А дальше я уже помню все сам. Меня положили в задней комнате магазина, между большими брусками голубого с белыми пятнами кухонного мыла Жукова, среди греческих губок и больших флаконов одеколона.

Здесь пахло духами, мылом и еще чем-то лекарственным. Усатый хозяин магазина стоял рядом со мной и спрашивал:

— У тебя болит что-нибудь?

— Нет, — сказал я.

Действительно, у меня ничего не болело. Только кружилась голова и почему-то было какое-то ощущение тошноты. Вся комната была забита людьми. Они все смотрели на меня и качали головами. Здесь же были Навяжский, Данюшевский, Штейдинг и Чиркин, Рабинович и Старицкий.

— Вот к чему приводит хулиганство, — сказал мужчина в бобровой шапке и в золотом пенсне. — Никаких законов для них не существует, они могут на рельсах играть в снежки и в футбол. Это результат воспитания. Что из них вырастет?

И тут пришла Елизавета Петровна. В расстегнутом пальто, без шляпы, розовая от волнения.

— Что с ним? — спросила она.

— Кажется, жив, — ответил я и поднялся со скамейки.

— Где-нибудь болит?

— Нигде, — сказал я. — Только, пожалуйста, не говорите маме и папе.

— Хорошо, — сказала Елизавета Петровна. — Я им ничего не скажу. Не станем их волновать. Это будет святая ложь во имя сохранения их здоровья и спокойствия. А сейчас иди домой, и пусть Штейдинг и Навяжский тебя проводят. Мало ли что. У тебя, наверно, слабость во всем теле. Так будет спокойнее.

И Герман и Шура повели меня домой.

Придя домой, я почувствовал, что у меня болит нога. Но никому ничего не сказал.

Вечером ко мне пришли Бобка, Шурка и Женька.

Я показывал им кино. У меня был детский проекционный аппарат и интересный фильм. Я уже не помню содержание этого фильма, но помню, что он назывался «Калиф на час» и там бегали по экрану какие-то восточные люди, стреляли из ружей разбойники и какой-то дядька в чалме целовал девушку в шароварах.

В фильме были две части, и лежали они в двух круглых жестяных коробках. И когда я, прокрутив первую часть, пошел за второй, которую забыл в шкафу в коридоре, я увидел в столовой папу, — он просматривал журнал «Красная панорама».