—---------
*Камча — татарская плеть.
* * *
Все в соборе как один кричали: — «да здравствует наш царь Иван Жигимонтович на многие лета»! Но тут в всеобщую симфонию диссонансом влез одинокий выкрик — «Горе нам, царь-то не православный!» Только что безмерно радовавшиеся люди сконфужено замолчали и застыли в неловком напряжении. Разве что Вельяминов напряженно всматривался будто желая найти глазами кричавшего и теребил пояс забыв что, как и все пришел в храм без оружия.
Но тут вперед выступил Авраамий Палицын и стал громко зачитывать чин покаяния. Лица присутствующих посветлели, и все стали внимательно прислушиваться к моим ответам на вопросы келаря, вопрошавшего меня о грехах. Я, в общем, ему и не врал. Трагическая смерть Насти так на меня подействовала, что я стал вести почти монашеский образ жизни. Не стало в ней ни женщин, ни пирушек с друзьями. Военные действия вокруг Москвы прекратились, так что смертоубийством я тоже не занимался. Отец Авраамий же отпустив мне грехи громко запел: — «Господи боже исповеди, призри на раба своего…» и все присутствующие подхватили молитву будто всю жизнь были певчими. После этого присоединившийся к таинству митрополит вопрошал меня о неправых учениях и требовал отречения от них. Отрекшись, я прочитал символ веры и митрополит начал вопрошать о православной вере и требовал исповедовать ее и хранить. Потом было пение псалмов и чтение молитв, после чего последовала Великая Ектения и меня миропомазали.
Наконец надо было провозгласить мое имя, и Аврамий и Ионой почти одновременно спросили, как меня наречь по имени и отчеству. Вопрос был не простой, если имя вполне соответствовало ожиданиям моих новых подданных, то отчество, увы, нет. Времени на раздумья не было, и я спросил: кто был последним законным государем в Москве. Святые отцы сами не раз приводившие народ к присяге самозванцам, замялись, но я спросил еще: кого нынче поминает православная церковь и все присутствующие заулыбались ибо в день сей поминали Федора Стратилата.
— Последним законным нашим царем был Федор Иоаннович! — крикнул на весь храм Вельяминов и тут же продолжил, — Многая лета государю Иоанну Феодоровичу!
Проснувшись, я какое-то время лежал, прокручивая про себя снова и снова день моего избрания на царство и миропомазания. Захотев пить протянул руку за ковшом оставленным с вечера, но вместо того чтобы достать неловко уронил его, переполошив лежавших на полу Никиту и Кароля игравших сегодня роль моих спальников. Вообще, обычно спальники мои спят дальше, за ширмами, но вельяминовский терем не велик и все в нем с должным порядком не помещаются.
