Не соображая, что делает, шут схватил Алли и, прижав к себе, отобрал власть поцелуя. Когда спустя долгие и сладкие минуты они оба отпрянули друг от друга, чтобы вздохнуть, девушка предложила:
- Пойдем куда-нибудь?
- А мэтр? – уточнил Дрюня.
- Он занят, - усмехнулась она, - собирается посетить галерею в трактире «У старого друга» и познакомиться с шедеврой того маленького художника, о котором говорит весь Вишенрог…
Алли взяла шута за руку и повела с людной улицы в проход между домами, так уверенно, словно не раз бывала в столице.
От силы маленьких пальцев из Дрюниной головы испарились последние соображения. Он шел за девушкой, как теленок на убой, любуясь ее локонами цвета воронового крыла, ниспадающими по спине, маленьким розовым ушком, видным, когда она поворачивалась, чтобы посмотреть на него, абрисом нежного лица.
На заднем дворе какого-то дома Алли, используя булавку, легко открыла навесной замок сарая, вошла внутрь, аккуратно отставила корзину в сторонку. Толкнув шута на сложенное у стены сухое сено и опустившись рядом, начала целовать так бесстыдно, что Дрюне снова стало жарко. Нависнув, она касалась его все ниже, а он с трудом сдерживал собственную страсть, желая в полной мере насладиться ее умелыми ласками.
В какой-то момент шут открыл глаза и посмотрел на девушку. Сквозь туман страсти на него глянули лихорадочно блестящие, какие-то звериные зрачки, однако не это поразило его, заставив прийти в себя, а выражение лица Алли: в нем было нечто плотоядное, алчущее страсти. Слепой и глухой страсти соития. Вмиг возникла в памяти заплаканная и непривлекательная Ванилька. Растрепанная, курносая, веснушчатая дурында.
Руки не слушались, однако Дрюня с усилием перехватил Алли за плечи и оторвал от себя. Она тяжело дышала и была так прекрасна, что у него темнело в глазах.
- Ты знаешь, - жалко сказал он, - я женат…
- И что? – удивилась она и снова потянулась к нему, жадно облизывая губы.
- Женат! – повторил Дрюня, будто забыл все слова, кроме этого. Вырвался из ее объятий, заправился и выскочил на улицу.
Ее тихий стон потряс его сильнее, чем потряс бы звериный рык. Голодный, голодный стон. Чтобы прийти в чувство, шут со всей силы укусил себя за запястье и бросился прочь. Алли была его мороком в юности и оставалась им сейчас, но дома ждала живая, теплая, а главное, принадлежащая только ему женщина. Дурында. Любимая.
***
В верхнем уровне Золотой башни было темно, лишь над столом висел светлячок, давая возможность архимагистру читать лежащий перед ней список. Как Ники ни хотела вычеркивать из него имена – три пришлось вычеркнуть: Варгаса Серафина, Йожевижа и Виньовиньи Агатских. Варгаса следовало срочно чем-нибудь занять, дабы не помешался от несчастливой любви, а Йож после приказа Его Величества Виньогрета о назначении вторым секретарем посольства был потерян для «полевой» работы так же, как и его вторая половина - Виньовинья.
