Он рад был бы отправить ее свидетельство в преисподнюю.
— Каким заработком обеспечит тебя твое свидетельство? — спросил он язвительно.
— Пятьдесят фунтов в год, — ответила она.
Он смолк, власть ускользала из его рук.
В глубине души он таил мечту, что его дочери будут свободно обходиться без заработка. Деньги его жены и его собственные приносили четыреста фунтов в год. В случае необходимости они могли бы коснуться и капитала. Он не думал о своем обеспечении в старости. Ему хотелось видеть своих дочерей настоящими барышнями.
Пятьдесят фунтов стерлингов в год равнялись фунту в неделю — сумма, достаточная для самостоятельной жизни.
— А как ты думаешь, что за учительница выйдет из тебя? У тебя нет ни на грош терпения с твоими братьями и сестрами, а ты хочешь взяться за целый класс. И потом мне кажется, ты не очень-то любишь этих грязных, тупых школьных обезьян?
— Они не все грязные.
— Ты увидишь, что они не все чистые.
В мастерской стало тихо. Свет лампы играл на блестящей поверхности серебряной чаши, лежавшей перед ним, на резце, в горне, на молоточке, которым он работал. Бренгуэн сохранял на лице странную гримасу, похожую на улыбку, но то была не улыбка.
— Может, мне попытаться? — спросила она.
— Можешь делать все, что взбредет тебе в голову, и идти — куда тебя черт дернет.
Ее лицо оставалось упорно-напряженным, безразличным и равнодушным. Такое выражение всегда доводило его до исступления. Внешне она продолжала сохранять спокойствие.
Холодная, сдержанная, ни малейшим жестом не выдавая своего внутреннего состояния, она повернулась и вышла. С напряженными нервами принялся отец за работу. Потом сложил инструменты и пошел домой.
С горечью и презрением передал он жене в присутствии Урсулы их разговор. Последовали краткие пререкания, закончившиеся возгласом миссис Бренгуэн, полным чувства собственного превосходства и безразличия к Урсуле:
— Пусть попробует того, что ей так хочется. Ей ведь скоро надоест.
Больше к этому вопросу не возвращались. Но Урсула считала себя теперь вправе действовать самостоятельно. Несколько дней она переждала. Ей стоило большого труда предпринять поиски работы в силу болезненной чувствительности и робости по отношению к новым ситуациям и новым людям. Но определенное упорство толкало ее вперед. На душе было слишком горько. Она отправилась в общественную библиотеку в Илькстоне, списала ряд адресов их «Школьной Учительницы» и написала обращение по приложенным формам. Два дня спустя она встала пораньше, чтобы встретить почтальона. Ее ожидания сбылись, на ее имя пришли три письма в узких длинных конвертах.
