Так танцевали они несколько танцев в тесной сплоченности своих тел. Его воля становилась все напряженней, тело все гибче, маня и завлекая ее. Но она не поддавалась, оставаясь такою же яркой, суровой и неотзывчивой. Он хотел излиться вокруг нее волнами, чтобы, охватив, увлечь ее в сеть мрака, где, пойманная, она еще ярче сияла бы своим блеском в этих тенетах. Тогда она была бы в его власти, и он насладился бы ею. Какое наслаждение познал бы он, владея ею — пойманной!
Когда танец кончился, она не захотела сидеть и пошла гулять. Он обвил ее своею рукой, поддерживая — в такт движению. Она как будто и соглашалась, но продолжала излучать такой же металлический блеск, и, сжимая ее, он как бы ощущал твердость и остроту металла. Что бы ни было, хотя бы и самая смерть, — его неудержимо тянуло схватить ее в свои объятия.
Они снова пошли на гумно. Почти с ужасом увидел он перед собой большие скирды свежего хлеба, совершенно преобразившиеся, сияющие серебристым светом; величественно возвышались они непостижимыми громадами под темно-голубым ночным небом, отбрасывая вокруг густые, мрачные тени. Среди них она казалась сверкающей паутинкой, вспыхивающей на фоне их холодного, пламени, подымающегося в серебряно-голубом воздухе. Все было так непостижимо, все переливалось холодным, блестящим, как стальное лезвие, белеющим огнем. Он был испуган этим лунным пожаром. Сердце его сжалось, кровь отхлынула. Он знал, что его ждет смерть, окруженная беспредельным сиянием месяца. Она сама была лучом сверкающей силы, и это превращение пугало ее самое. Этот человек казался ей нереальной, трепетной тенью, и она почувствовала страстное желание захватить и истребить, уничтожить его. Руки и пальцы окрепли, наливаясь силой и мощью, стали упругими и гибкими, как лезвие клинка. Он был для нее призрачной тенью, которую она жаждала разрушить, растворить, как лунный свет растворяет в себе тьму, изгоняя и разрушая ее. Она окинула его взглядом и глаза ее вдохновенно сверкнули. Она звала его. Какое-то чувство толкнуло его обнять ее и увлечь с собою в тень. Она покорилась; пусть он сделает, что может. Пусть испробует свои силы. Держа ее в руках, он прислонился к скирде. Тысячи холодных, острых игл пронизали его тело. Он упорно держал ее в своих руках.
Смело, дерзко захватывали его руки это сверкающее холодным огнем тело. Как насладился бы он ею, получив ее в свою власть! Если бы он мог завлечь это тело, холодное, сверкающее блеском соли, в расплавленное железо своих рук, завлечь, захватить, держать целиком в своей власти; о, какое безумное наслаждение испытал бы он! Всем существом, всей энергией, в него вложенной, он тянулся тонко, осторожно захватить ее, объять, подчинить себе. Но она оставалась такою же неживой, сверкающей холодным соляным блеском.
