И в бреду она все возвращалась, снова и снова, к этому мучительному вопросу. Наконец, выбившись из сил, она вдруг дотянулась до разрешения — это ребенок. Ребенок связывал ее с ним. Ребенок был теми узами, которые давили ее мозг, сжимали его тисками. Он связывал ее со Скребенским.
Но почему же, почему же должен он связывать ее со Скребенским? Неужели она не могла иметь ребенка, принадлежащего только ей? Разве ребенок не был ее собственным, целиком только ее? Какое отношение имеет он к Скребенскому? Почему должна она оставаться связанной со Скребенским, разъедаемая, принижаемая связью с ним, связью с его миром? Мир Антона! В ее разгоряченном мозгу этот мир отождествлялся с компрессом на лбу. Если она не избавится от этого компресса, она сойдет с ума. Компресс — это Антон и его мир, но не Антон, которым она владела, которого она любила и создала в воображении, а тот, другой Антон, принадлежавший иному миру, иному влиянию, тупому и обыденному.
Все время своей болезни она боролась, боролась отчаянно и беспрерывно, чтобы освободиться от него и его мира, отбросить их в сторону, поставить их на свое место. Но они всякий раз снова начинали распространять свое влияние на нее, крепко захватывая ее в свою власть. О, какая невыразимая усталость в теле, которую она не могла сбросить с себя, из которой она не в силах была выпутаться! Если бы только она могла ее распутать, если б только она смогла отделить это состояние от своего тела, оттолкнуть все эти нагромождения соприкасающегося с нею мира, все эти гигантские тяжести — отца, матери, жениха и всех, всех ее знакомых.
Изнемогая от страдания, совершенно обессиленная, она беспрерывно твердила про себя: «У меня нет ни отца, ни матери, ни жениха, я не принадлежу к этому миру вещей, у меня нет места ни в Бельдовере, ни в Ноттингаме, ни в Англии, ни во всем этом мире. Они не существуют. Они задушили, они истерзали меня, но они не представляют для меня действительности, в них нет никакой реальности. Я должна разломать эту оболочку и высвободиться, как ядро освобождается от своей скорлупы, потерявшей для него ценность».
Все они, мать, отец, Антон, колледж, все ее друзья, все они были чем-то проходящим, потоком времени, протекавшим мимо нее, а она была подобна зерну, лежавшему в земле и таящему в себе новые ростки. Время пройдет и зерно даст всходы, оно и есть настоящая, действительная ценность.
Это ощущение росло в ней все сильнее. Скоро, скоро укрепится она своими корнями в земле, и над ней раскинется новое небо; ее будет обвевать новый воздух, а весь этот туман и мгла — исчезнут.
