«С тех пор, как вы меня оставили, я много выстрадала. Мне трудно выразить то раскаяние, которое я испытываю за свое дурное, неестественное поведение. Мне было дано любить вас и познать вашу любовь ко мне. Но вместо того, чтобы с благодарностью, смиренно взять то, что было мне предназначено, я дерзко требовала того, что казалось мне нужным. И не имея возможности получить это, я отошла от вас совсем.
Не знаю, можете ли вы меня простить. Я умираю от стыда, вспоминая свое поведение с вами за последние дни нашего совместного пребывания, и не знаю, смогу ли взглянуть вам прямо в глаза. Для меня теперь лучше всего было бы умереть, чтобы раз и навсегда покончить со своими фантазиями. Но я жду ребенка, и потому смерть для меня невозможна.
Ребенок — ваш, и потому я должна относиться к нему бережно и с благоговением, и всецело использовать мою телесную жизнь для его благополучного появления, и, таким образом, мысль о смерти отпадает. Зная, что вы меня любили, зная, что ребенок ваш, я решаюсь просить вас принять меня обратно. Если вы пошлете мне хоть одно слово, я приеду к вам так быстро, как только смогу. Я клянусь быть вам верной женой и служить вам во всем. К себе я испытываю только ненависть за свое высокомерие и безумие. Я люблю вас, я люблю мысль о вас; вы были так естественны, так добропорядочны, в то время, как я была такой извращенной. Как только я окажусь с вами, я буду просить только о том, чтобы остаться с вами в вашем прибежище».
Все написанное ею, слово за словом исходило из самой глубины ее души. Теперь она действительно чувствовала, что здесь выражаются ее истинные чувства и мысли. Это было ее действительное Я. Потому что в чем же долг женщины, как не в смирении и подчинении? Для чего дана ей плоть, как не для рождения детей, и для чего ее сила, как не для потомства и для мужа, подателя новой жизни? В конце концов, она ведь только женщина.
Она опустила письмо в его клубе, чтобы его отправили в Калькутту. Он получит его вскоре по прибытии в Индию — приблизительно недели через три по приезде. Через месяц она сможет иметь ответ и тогда она поедет. В его согласии она была совершенно уверена. Теперь она только готовила себе белье и платья, и спокойно, мирно жила в ожидании будущей жизни с ним; ее прежняя история раз и навсегда закончится. С внешней стороны она стала совсем спокойной, но на самом дне ее души шевелилась какая-то тревога и мелькала искра упрямства. Она пыталась всячески замять это ощущение. Ей хотелось поскорее получить от Скребенского ответ на письмо, чтобы судьба ее была окончательно предопределена и нельзя было бы думать ни о чем, кроме ее выполнения.
