Вечером они вышли на прогулку. Тучи прикрывали месяц, пробивавшийся местами рассеянным светом, или просвечивающий перламутровое радужное облачко. Они пошли по влажному, неровному песку ближе к морю, слушая шум больших тяжелых волн, окаймленных белым гребнем пены и неумолчно шуршавших у берега. Он чувствовал в себе большую уверенность. Она, наоборот, была очень смущенной и растерянной. Ветер, дувший с моря, трепал мягкий шелк платья, заставляя его плотно облегать ее ноги. Ей приятнее было бы избежать этого, неудержимо хотелось спрятаться. Все вокруг стремилось выдать ее, а она не могла отречься от себя и чувствовала большое смущение, желание остаться одной, укрыться от его жадных взглядов и рук.
Он увел ее в лощину между песчаными холмами, запрятанную в серых кустах терновника и серой глянцевитой траве. Прижав ее к себе крепко, он сквозь тонкий, шуршащий шелк, облегавший ее формы, чувствовал это упругое, неистово желанное тело. Ткань, прильнувшая к ее крепкой груди, к бедрам ее, этот шелк, только подчеркивающий красоту ее форм, но бывший в то же самое время преградой, жег его, как огонь, он весь пылал. Ей нравилось, как шелк шуршал под прикосновением его рук, завладевавших ею все глубже и глубже. Огонь пробежал по всему ее телу. Она вся трепетала ответным трепетом, но красоты она не чувствовала. У нее все время оставалось сознание, что он не принадлежал ей, что она не была для него прекрасной, а только возбуждала его, вызывая низменное желание. Она разрешила взять себя, и он, казалось, совершенно обезумел от неистовой страсти. Но она, лежа потом на холодном, мягком песке и глядя на затуманенное, слабо освещенное небо, чувствовала, что она оставалась так же холодна и одинока, как и прежде. А он тяжело и прерывисто дышал, получив дикое удовлетворение своей страсти. Казалось, он был теперь отомщен и доволен. Легкий ветер всколыхнул морскую траву и пробежал по ее лицу: неужели она никогда не будет иметь высшего, полного удовлетворения? Почему в ней не было никакого подъема, почему она осталась холодной и безразличной?
Возвращаясь домой, она пристально глядела на огоньки в большом бунгало и, рядом с ним, в соседних маленьких. Он мягко сказал ей:
— Не запирайте вашу дверь.
— Лучше выйдем на воздух, — сказала она.
— Не надо. Мы принадлежим друг другу и нам не надо отрицать это.
Она не ответила. Он решил, что она согласилась.
Он спал в комнате не один.
— Я думаю, — сказал он своему компаньону, — что никого не обеспокоит, если я отправлюсь в более счастливое место.
