Радуга. Цыган и девственница. Крестины | страница 115
— Совсем, как тогда, прежде, — подумала она вслух.
Но это было совсем не так, как прежде. Никогда еще не было такого полного созвучия в их душах, никогда еще не объединялись они в единой мысли.
— Я знал, что вернусь, — тихо сказал он.
Она затрепетала.
— Вы всегда меня любили? — спросила она.
Прямота вопроса захватила его и на мгновение поглотила его целиком. Со всех сторон их обступала тьма.
— Я должен был вернуться к вам, — произнес он медленно. — Я ощущал и чувствовал вас всегда.
Она молчала, торжествуя, видя в этом судьбу.
— Я всегда любила вас, — сказала она наконец.
Он весь вспыхнул, пламя охватило его с новой силой. Он должен отдаться ей, он должен отдать себя целиком, до основания. Еще крепче притянул он ее к себе, они тронулись дальше.
Она внезапно остановилась, услышав звук голосов. Они были совсем близко от изгороди, пересекавшей луга.
— Это влюбленные, — сказал он ей мягко.
Возле изгороди она увидела темные фигуры и сильно изумилась тому, что здесь нашлись живые души.
— Только влюбленные гуляют здесь вечером, — заметил он.
Потом низким, глубоким, волнующимся голосом он стал ей рассказывать об Африке, о ее густой черной тьме, наводящей жестокий страх.
— Меня совсем не пугает тьма в Англии, — продолжал он, — это моя естественная среда, особенно с вами вместе. Но в Африке тьма кажется плотней и насквозь пропитанной ужасом — не боязнью чего-то определенного, а просто беспредельным ужасом. Там кажется, что тьма пахнет кровью. Чернокожие хорошо понимают это, и они поклоняются этой тьме. Одним схожа эта тьма с нашей: она вся дышит чувственностью.
Она затрепетала, прижимаясь к нему, для нее он был голосом из тьмы. Он продолжал ей рассказывать приглушенным голосом об Африке, навевая что-то страшное, что-то чрезвычайно чувственное, — рассказывать о неграх с их непосредственной, свободной страстью, заливающей все кругом. Капля за каплей вливал он в нее горячую, плодотворную страсть, сжигавшую его кровь. Странным, таинственным казался он ей. Мир тускнел, рассеивался, растворялся. Своим мягким, певучим, баюкающим голосом он сводил ее с ума. Он ждал ответа, он добивался полного понимания. А она дрожала и трепетала, почти страдая. Рассказ об Африке кончился, наступило молчание; в полном мраке шли они вдоль большой, широкой реки. Она чувствовала, что все ее нервы напряжены, она чувствовала, что все в ней дрожит, трепещет и переливается. Она с трудом могла двигаться, ощущая своим существом глубокий, трепещущий мрак, обступавший их все ближе со всех сторон.