Через несколько дней он оказался в тюрьме. Ордер на его арест подписал номинальный глава республики, позже, в августе, избранный президентом, – Адольф Тьер. 77-летний Тьер был академиком, когда-то – известным историком, автором очень смелых для своего времени идей о причинах и смысле Великой революции. Его «Историей Французской революции» Фредерик зачитывался в юности. Но с тех пор прошло много лет, и Тьер давно уже стал консерватором, удобной фигурой, примиряющей умеренно-республиканский и монархический лагерь.
Фредерик ожидал, что ему предъявят обвинение в сотрудничестве с федералистами, и был к этому готов. Поэтому сначала даже пропустил мимо ушей слова о «шпионаже в пользу Пруссии» и насторожился, только когда следователь несколько раз повторил эту формулировку. Оказалось, это и есть обвинение, и выдвинуто оно против него на полном серьезе. На процессе, живописать который я все равно не сумею (здесь нужен гений Кафки!), в кучу свалили всё, что удалось насобирать. Припомнили и предвоенный год, проведенный профессором Декартом в поездках по Германии, и встречи с какими-то людьми из берлинских научных кругов, оказавшимися потом во Франции в самое неподходящее время и под прикрытием научных занятий выполняющими шпионские поручения (это французскому суду было уже доподлинно известно). Не забыли, конечно, немецких предков и родственников профессора, изначальную фамилию его отца – Картен, появления подсудимого на заседаниях коммуны (все федералисты по определению считались «шайкой шпионов») и выдержки из его лекций, где профессор говорил об исконно немецкой принадлежности Эльзаса.
Обвинение оказалось таким абсурдным, особенно последний пункт (как будто объективное освещение истории этой земли автоматически подразумевает согласие на захват их прежним «владельцем»!), что было непонятно, как на него отвечать. Фредерик совершил ошибку – совсем отказался защищаться. Назначенный государством адвокат сразу же вынул главный козырь – добровольное участие подсудимого в прусской войне и полученные там тяжелые раны, грозящие пожизненной инвалидностью. Возможно, это произвело бы впечатление на присяжных, среди которых были ветераны последней кампании. Однако прокурор напомнил, что совместные дела с коммуной у подсудимого были уже после войны. Нехитрый вывод напрашивался сам собой: контактами со шпионами и врагами Франции профессор Декарт полностью дискредитировал свои прежние достойные поступки. Доказательная база обвинения была слишком слаба, Фредерик понимал, что его не расстреляют, не осудят на длительное тюремное заключение и не отправят на каторгу. Но от его репутации в любом случае остались клочья.
