Сабина хорошая девочка, говорит мать. Никого не огорчает. Зачем ей праздновать день рождения по-другому?
Ни к матери, ни к отцу она с книгой не побежала, развязала белый бантик, сняла голубую бумагу, села на стул у окна, раскрыла первую страницу, начала читать. И читает, не отрываясь, уже давно.
Может быть, раздумывает Паула, снять с плеча руку брата, подойти к окну, сесть рядом с этой худенькой девочкой, у которой ее, Паулины, волосы и точно такой же рот, слишком тонкогубый для узкого личика; но вместо нее встал зять, отворил окно. Ну-ка, что тебе подарила тетя Паула? — спрашивает он.
Книжным червем станет, как Паула, говорит Матиас (в голосе его Пауле слышится ирония, вовсе не подходящая к силачу работяге, какого он из себя разыгрывает), сманит она книжками вашу Сабину.
«Когда Гитлер украл розового кролика», отвечает зятю Паула. Девочка даже глаз не подняла.
Хотела бы я знать, как тебе удается всем внушить, что ты уж очень умна? — спрашивала сестра, когда Паулу послали в монастырскую школу, а сама она нанялась конторщицей. По наущению Паулы Матиас изловил тогда лягушку и подбросил ее старшей сестре в постель…
Она умышленно так поступает, говорит сестра, только мы с Гербертом постараемся отвадить ребенка от этого вздора.
Мать достала из буфета коньяк и предлагает выпить за виновницу торжества, которая не трогается с места, хотя в дождь у окна холодно.
На кухне сестра спрашивает о Феликсе. Пока сидели в гостиной, никто о нем слова не сказал. Паула объяснила, что оставила ему машину и приехала поездом, а они тут же наперебой затараторили, что вот, мол, Сабиночке осенью идти в гимназию, а дорога-то утомительная, дальняя.
Я, замечает сестра, слыхала, будто меланхолики очень уж ласковые. Он-то как — ласковый?
И продолжает: Только вот легкомысленные, не для семейной жизни.
За окном догорает у горизонта небо. Феликс отрывает Паулу от «Недоброго часа». Сперва снимает ей очки, и она сразу же поднимает глаза, сердито морщит лоб, щурится, заново привыкая к своему окружению. Стул она придвинула к окну. Переворачивала страницы и мельком поглядывала через улицу на бетонную стену, соединяющую царство живых и царство мертвых, кладбище. Или скользила взглядом по фаллическому куполу церкви.
Феликс подошел к ней вплотную, в просвете между его ногами виднеется кусочек ковра и стеллаж. На уровне глаз Паулы — его живот, серые брюки, металлическая пряжка на ремне.
Белая сорочка измята.
По-моему, говорит она, этого Маркеса в нашей библиотеке еще нет; уносит книгу в спальню, кладет ее, раскрытую, на пол возле кровати, смотрит, как Феликс неторопливо, одну за другой, расстегивает пуговицы, и ни с того ни с сего спрашивает: Тоскуешь по дому?
