Другая половина мира, или Утренние беседы с Паулой | страница 36




Конечно, говорил на пляже Феликс (дул ветер и без устали бросал в спину пригоршни песка), можно проснуться утром и начисто забыть все слова. Раз, два — и онемел, будто язык упорхнул из памяти.

И родной язык тоже? — спрашивает Паула. Она примостилась у самой воды, положив голые ноги на влажный песок.

Родной язык забыть нельзя, уверяет Феликс, как нельзя разучиться есть ножом и вилкой.

Выходит, ты не боишься забыть родной язык, хотя изо дня в день пользуешься чужим?

Феликс стоит на своем: проснуться утром и начисто забыть все слова — такое возможно лишь с иностранным языком.

Паула читала, что Лансароте — самый своеобразный из Канарских островов. Странно.


Up up and away. Сверху все выглядит совершенно по-другому. Сесть в самолет, подняться в небо, улететь. Но прежде паспортный контроль.

Проверяют, нет ли Паулы в списках разыскиваемых лиц, записывают ее данные — на всякий случай и на случай необычного поведения, — а может, и не записывают, потому что люди, едущие по паушальным путевкам, обыкновенно следуют в общем порядке, не нарушая правил организованного массового туризма. Сверху так приятно увидеть землю в разрывах облаков, увидеть картину, не похожую на иллюстрации из каталогов.

Перед отлетом на поле — вооруженные солдаты для охраны самолета с немецкими туристами; таможенники роются в багаже. В зале аэропорта легко отличить уезжающих от вновь прибывших по цвету кожи.

Загорелые гордятся своим загаром.

У одного из туристов отбирают кухонный нож, найденный в ручной клади. Ведь им можно не только чистить картошку.

Две недели «Куба либре», говорит Феликс, и ни разу не заглянуть в словарь.

Послушаешь тебя, отзывается Паула, и поневоле решишь, будто ты фантазер.

Феликс не отрицает, что ночами предается фантазиям… Паула идет купаться, а он сидит на песке, ветер дует ему в спину, неподалеку все так же копает ямы овчарка; Паула знает: стоит только позвать, и он немедля бросится к ней.


Паула долго гуляет с матерью: ведет ее через деревню в поля до самой опушки леса.

Как у нас дома, говорит Паула. Мать не соглашается. Взбираясь на холм, она дышит учащенно, с трудом. Надо бы помочь ей, поддержать, но Паула не вынимает рук из карманов, ей страшно ощутить материнское тело совсем рядом, и обе все так же шагают по проселку, каждая по своей колее, разделенные полосой травы.

Твой брат прислал письмо, слышит она голос матери и спрашивает, как у него дела, спрашивает, скорее, машинально, стараясь выказать надлежащее внимание.