— Мне нужны пятьдесят долларов.
— Женщина, ты же идешь в кино!
— Я могу заглянуть и в магазин.
— Понятно, — Хардман вытащил из кармана пачку денег. — Только не заходи в тот, где продавались эти вот накидки. А то хозяева захотят ее вернуть.
— Так она краденая?
— Как будто ты этого не знала.
Бетти повела плечами.
— Все равно я пойду в ней.
— Вот тебе пятьдесят долларов. Ты можешь вернуться к девяти.
Бетти взяла деньги, привычным жестом сунула их в сумочку. Направилась к двери, открыла ее, обернулась.
— Ты будешь здесь? — в голосе послышались просительные нотки.
— Еще не знаю.
— Мне бы этого хотелось, — вновь те же нотки.
Хардмана буквально расперло от гордости.
— Поживем — увидим. А теперь иди.
— Кофейник на плите, — и она отбыла.
Мы решили выпить кофе, и Хардман умело обслужил нас.
— Наверное, вы не знаете, что в свое время я работал в вагоне-ресторане?
Но о своей работе на железной дороге он рассказать не успел, потому что в дверь позвонили. Хардман пошел открывать, и мужской голос осведомился, здесь ли Падильо. Хардман ответил «да», и мужчина переступил порог.
— Привет, Димек, — руки Падильо не протянул.
— Привет, Падильо.
— Это Хардман. Маккоркл.
Димек поочередно кивнул нам и огляделся.
— Вас не затруднит разуться? — спросил его Хардман.
Мужчина посмотрел на него. Лет тридцати четырех или пяти, с грубым, словно вырубленным из бетона лицом, серой кожей, за исключением двух пятнышек румянца на скулах. То ли от ветра, то ли от туберкулеза. Я бы поставил на ветер. Димек не производил впечатления больного.
— Зачем? — спросил он Хардмана.
— Ковер, дорогой. Хозяйка дома не хочет, чтобы его пачкали.
Димек глянул на наши ноги, сел на стул, снял туфли.
— Как поживаешь, Димек?
— Я слышал, вы умерли.
— Хочешь кофе?
Димек кивнул. Светлые, коротко стриженные волосы, большие уши, маленькие серые глаза.
— Со сливками, — говорил он, едва разлепляя губы.
Хардман принес ему чашку кофе, и Димек поставил ее на подлокотник кресла.
— А что поделываете вы, Падильо?
— Мы подождем двух других. Чтобы мне не повторяться.
— Здесь и так двое лишних.
— Ты, я вижу, в совершенстве освоил английский.
— Вы имели право позвонить мне в этот раз, — продолжил Димек. — Но более я бы этого не делал.
Падильо пожал плечами, откинулся на спинку кресла, приложил руку к боку. Повязку следовало бы переменить.
Опять звякнул звонок. Хардман открыл дверь.
— Если не ошибаюсь, меня ждет мистер Падильо, — другой мужской голос.
— Проходите.
— Это Филип Прайс, — представил его Падильо. — У двери — Хардман, в этом кресле — Димек, в том — Маккоркл. Как идут дела. Прайс?
