– Скоро. Очень скоро. Циолковский придумал звёздный корабль: построят и полетят.
– Мне мама после церкви объясняла: «Небо – терем Божий, а звёзды окна, оттуда ангелы смотрят».
– Сказки это.
– Поживём, увидим, что сказки, а что быль.
– А Лемешев, слышь, Юрка, уже всю Вселенную проехал.
– Картошку пора из золы доставать!
Обжигая пальцы, снимаем почерневшую, обуглившуюся кожуру с рассыпающихся сахаром, до страсти вкусных картофелин.
– Гена, где у нас соль, и ломоть хлеба будет не лишним.
– Тот не знает наслажденья, денья-денья, кто картошки не едал, – то ли поёт, то ли проговаривает врастяжку торжествующий Генка.
Что остаётся делать мне? Поддерживаю его, поддакиваю с полным ртом вкуснейшей печённой в костре картошки:
– Наслажденье, денье, денье, пионеров идеал. Особенно, если не забыть посыпать на разломленную пополам картофелину маленькую щепотку соли.
– Хо-а-ша ка-о-ше-а!
Не прожевав, с полным ртом и оттого сглатывая согласные, косноязычит Генка и поднимает ввысь большой палец правой руки.
Июньская ночь чуть длиннее воробьиного носа. На востоке, там, где наша Почтовая, а за ней – Московская улица и Садки, уже занимается заря. Оба любуемся чудом зарождения света. Из-за горизонта проглядывает розовая пелена.
– Робкая… Будто угли под пеплом, – произнёс пресекающимся голосом Генка, и эти его слова я запомнил навсегда. Не напрасно огорчался я впоследствии на то, что Николай Иванович Бизянихин не причислил Генку Лучкина к стану поэтов десятого класса Лопасненской средней школы.
– Пойдём смотреть верши, – вспомнил я о ждущем нас внизу, в реке, улове.
– Рано! Да и прозябнем слишком. Смотри, какой плотный туман стоит над водой.
– Тогда соснём часок-другой.
– Давай.
Как сражённые неслышимой пулемётной очередью, повалились мы на нагретые костром ватники. Уснули враз. Солнце, выкатившись из-за горизонта на треть своего гигантского круга, вдарило по глазам.
– Кажется, мы проспали улов, – потухшим голосом произнёс мой друг.
Подняли из проранов снасти: в одной верше трепыхались два малорослых окунька, в другой – серебрилась несколько плотвиц и карабкались по ивовым прутьям пучеглазые раки. Плотина наша в нескольких местах развалилась, вода шла сплошным потоком по всей длине каменной преграды.
– Улов не столь и важен. Зато какая ночь позади, – примирительно рассуждал Генка. С этим трудно было спорить. Знатная ночь случилась для двоих романтически настроенных мальчишек в канун страшной – истребительной, но победоносной – войны. Катился ко второй, роковой, половине июнь сорок первого года.
