– Мне сосед-охотник дядя Вася Марасанов про сову рассказывал.
Звёзды, усеявшие от края до края небосвод, завораживали, вынуждали думать, говорить о беспредельности Вселенной.
Генка, восстав над костром в позе недоумевающего, вопрошающего, жаждущего истины, бросает слова с такой значительной интонацией, словно предвидит эффект вспышки, почти мгновенного возгорания, падающих на пламенеющие угли сухих берёзовых лучин.
– Как так можно? По радио Лемешев поёт:
«Всю-то я вселенную проехал…»
На лошадях, в телеге проехал, что ли? – смеётся Генка.
– А почему не в телеге? Если он раньше ямщиком был, помнишь, он пел: «Когда я на почте служил ямщиком», – обязательно и по Вселенной на лошадях будет скакать!
– В аэросанях способней… Пропеллер тянет вперёд и обдувает заодно. В кино показывали, как по глубокому снегу на Севере ездят на аэросанях.
– Думаю, во Вселенной на дорогах полно звёздной пыли. Так же, как после метели. Звёздные заструги, понимаешь?
– Ты что? Там дорог и в помине нет! Простор – катись в любую сторону.
– Вот бы прокатиться! Летишь с ветерком по звёздным застругам, а тебя потрясывает. Хорошо!
– Надо же, в фантастику ударились. К звёздам даже самолёт Чкалова не пробьётся. Только на ракете можно домчаться. Да и то за сто лет – так далеко.
Настроение поднялось. Мною овладел восторг, его надо было как-то выразить. Я принялся декламировать, точнее выкрикнул всем известную строчку Пушкина:
– Онегин, добрый мой приятель, родился на брегах Невы.
– Как дальше?
– Где, может быть, родились вы или блистали, мой читатель…
Знаешь, мне Онегин не по душе… Мне ближе Татьяна.
Генка с мечтательным выражением, глядя в глубь Вселенной, заговорил стихами.
Итак, она звалась Татьяной…
Впервые именем таким
Страницы нежные романа
Мы своевольно освятим.
Как мы она любила на балконе
Предупреждать луны восход,
Когда на бледном небосклоне
Звёзд исчезает хоровод…
Смотри! Звёзд на небе не стало – прямо по Пушкину.
И тихо край земли светлеет,
И, утра вестник, ветер веет,
И всходит постепенно день.
– Ну, ты даёшь, Генка!
– У нас в доме на этажерке старинное, здорово потрёпанное, издание «Евгения Онегина» – хочу выучить наизусть как можно больше. Отец вычитал где-то, что «Евгения Онегина» знают наизусть от строчки первой до последней десять тысяч человек.
– Дашь почитать «Онегина»? На дом дашь?
– Дам… С возвратом, – великодушно пообещал Генка.
Оба смолкли – на целую минуту задумались.
– На ракете к звёздам … Когда это ещё будет?
