Нефертити. «Книга мертвых» | страница 10
— А вы сами по каким делам в Ахетатон?
— Я руковожу придворным оркестром и танцорами. Эта должность обеспечивает высокое положение, и, думаю, за нее велась серьезная борьба. Я буду ставить торжественное действо ко дню освящения города. Вам известно, что в придворном оркестре одни женщины?
— Вы хотите сказать, сударь, что женщины менее способны в области танцев и музыки, чем мужчины?
Красивая, умного вида женщина подала голос с другого конца стола. Ее муж, мужчина средних лет с внешностью прирожденного бюрократа, ростом ниже жены и весь какой-то мелкий, посмотрел на нее, словно предостерегая: здесь не место говорить об этом. Но она спокойно смотрела на Большую Белую Луну.
Тот фыркнул и заявил:
— Танцы всегда будут женским искусством. Но музыка предъявляет высокие требования к технической и духовной стороне дела. Я говорю не о внешнем украшательстве, но о глубокой душе.
Он извлек креветку из розового панциря и отправил в свой разборчивый и тщеславный рот.
— Ясно. И наша царица Нефертити украшение? Или же она имеет глубокую душу?
Женщина улыбнулась мне, приглашая разделить ее веселую насмешку.
— Мы слишком мало о ней знаем, — ответил толстяк.
— О нет, уважаемый, — возразила женщина. — Мы знаем, что она красавица. Знаем, что она умна. И знаем, что она самая могущественная из живущих ныне женщин. Она сама правит своей колесницей и укладывает волосы по собственному желанию, а не как диктует традиция. Она, подобно фараону, уничтожает своих врагов. И никто не указывает ей, что делать. По сути, она — воплощение современной женщины.
За столом воцарилось недолгое молчание. Наконец Луноголовый сказал:
— Действительно, и очень даже может быть именно поэтому мы оказались в мире, который меняется быстрее, чем всем нам, вероятно, хотелось бы.
Разговор становился все острее; ставки в игре повышались. Красавица нанесла встречный удар.
— Значит, вы не одобряете новую религию?
Об этом предмете в компании незнакомых людей легкомысленно не поговоришь. Луноголовый так и передернулся от неловкости и неуверенности, разрываясь между желанием высказаться откровенно и страхом за свое будущее.
— Я одобряю ее всем сердцем. Разумеется, одобряю. Я всего лишь музыкант. Задавать вопросы не мое дело, я просто выполняю то, что от меня требуется, и добиваюсь как можно более стройного звучания. Я только спрашиваю себя наедине — и в этом я не одинок, — смогут ли наш Владыка и его супруга, та, которой никто не указывает, что делать, прожевать откушенный ими кусок.