— Пни меня лучше сапогом или ударь метелкой, — жалобно ответил пудель. — Я сбился с пути. Я недостоин называться собакой. — И он завыл.
— Перестань! — прикрикнул на него Трубочист. — Этим делу не поможешь. Говори, дорожные приметы помнишь?
— Все до единой. Кривое мертвое дерево — раз! Табличка с надписью — два! Серая калитка — три!
И…
Не успел он договорить, как туман рассеялся словно по волшебству, и все увидели и кривое мертвое дерево, и табличку на нем, и серую калитку. Путники, сами не зная этого, были у цели. Так нередко случается в жизни: цель достигнута, но туман сомнений скрывает ее от нас до поры до времени.
— Она! — взвизгнул пудель. — Пусть я стану кошкой, если это не та самая калитка!
Веснушка привстала на цыпочки. Надпись на табличке гласила:
«ТУПИК ЧЕТЫРЕХ МОКРИЦ. СОБСТВЕННЫЙ ДОМ СКУКИ».
— Значит, я шел правильно! Я не потерял чутья! Я могу служить людям! Никогда, никогда больше я не вернусь на мягкую подушку! — кувыркаясь от радости, повторял пудель.
— Теперь надо проникнуть в дом, не вызывая подозрений, — сказал Трубочист. — Я выманю Фунта через печную трубу на крышу. Мне это легче всего. Я — Трубочист.
— Будь осторожен. Не попадайся Скуке на глаза, — предупредил пудель. — Найдешь Фунта, волоки, как бы ни царапался.
— Без кота не уйду, — пообещал Трубочист. — Ждите меня на опушке леса в покинутом шалаше.
— Не робей! — шепнула ему Веснушка. — Держи себя в руках. Сумеешь?
Трубочист усмехнулся:
— Что я, игрушечный?
И он помахал друзьям на прощание метелкой.
Возле калитки не было ничьих следов. Трубочист протянул было руку, чтобы открыть калитку, как вдруг…
Скрежеща ржавыми петлями, она распахнулась перед ним настежь, точно кто-то давно уже поджидал Трубочиста.
Раз в году в доме Скуки был праздник. Скука праздновала свои именины. В этот день с зарей в сером доме начиналась суета. Слуги обметали с карнизов пыль, осевшую за двенадцать месяцев, обленившиеся за год полотеры кряхтя натирали полы, на кухне пеклись тощие пироги, а сама Скука вставала позже обычного и надевала поверх серого платья белый пикейный воротничок. Позавтракав, она доставала из пузатого комода вышитый бисером кошелек и, порывшись в нем, вынимала из него заржавленный ключ. Вручая его старику привратнику, она из года в год повторяла одну и ту же фразу: «Ступай отвори калитку и посмотри, не идут ли гости».
После этого она садилась в кресло и, сложив на коленях праздные руки, глядела не отрываясь в окошко. Время ползло медленно, как червяк. Скука прислушивалась — не заскрипит ли снег под чьими-нибудь торопливыми шагами. «Гости любят опаздывать», — зевая, думала Скука.
