— Ах, проклятые трусы! — закричал Шекланов, словно ужаленный моим напоминанием. — Столько хороших продуктов осталось из-за них на скале…
Сухорецкий сидел, уставившись в свой дневник, словно пытаясь найти в нем решение вопроса.
Гусев, не отрываясь, смотрел на вершину Хан-Тенгри. Потратить столько сил, перенести столько лишений и опасностей, чтобы теперь, когда цель так близка, отказаться от всего. Кто же решится предложить ему оставаться?
— Валентин, мне нужно с тобой посоветоваться, — сказал, наконец, Сухорецкий.
— Не надо, — резко ответил Валентин и быстро вскочил на ноги. — Я остаюсь с Николаем Николаевичем. Выделяйте провиант…
Он схватил первый попавшийся ледоруб и большими шагами, почти бегом, направился вверх по ущелью.
Николай Николаевич тоже встал.
— Валентин Федорович! Подождите минутку! — закричал он ему вслед. Но Валентин уже скрылся за большим валуном.
Николай Николаевич швырнул недокуренную самокрутку.
— Я один останусь, товарищ Сухорецкий, — сказал он решительно. — Ну, повожусь подольше. Георгий Николаевич поможет мне…
Сухорецкий посмотрел ему в глаза.
— Мы и так слишком многим рискуем, Николай Николаевич, — сказал он сухим, официальным голосом. — Вы знаете, сколько стоила экспедиция и как ждут от нас результатов съемки. Гусев останется с вами. Подождите меня немного, я сейчас вернусь.
Он поднялся и неторопливыми длинными шагами двинулся за Гусевым.
— Шекланов, Илья! — крикнул он через плечо. — Начинайте дележку.
Мне сразу опротивело все на свете — и ледник, и Хан-Тенгри, и озеро. Я отчетливо представлял себе, как будет волноваться за нас Валентин, как тоскливо потянутся эти десять дней. Тяжело будет ему, если наша попытка не удастся, и омрачена будет радость в случае успеха.
Я закрыл глаза и попытался себе представить подъем по склону. С фотографической точностью вырисовывалась передо мной фигура Валентина с накинутой поверх рюкзака штормовой курткой. Попробовал поставить силой воображения чью-нибудь другую фигуру — нет, ничего не выходит, все расплывается.
— Может быть и мне остаться? — мелькнула нехорошая мысль. — Без Валентина опасности возрастают на добрых пятьдесят процентов.
Из-за камней показались возвращающиеся Сухорецкий и Гусев. Становилось жарко. Сухорецкий снял свою ватную куртку и накинул ее на плечи.
Ну что же вы не складываетесь? — спросил меня Гусев. — Каждый час дорог.
Я ничего ему не ответил. Он отвел глаза, вздохнул и опустился на камень.
— Ну, может быть, поговорим о восхождении? — спросил Сухорецкий. — Говори, Илья.
