— Откуда думаете начать съемку, Николай Николаевич? — спросил Сухорецкий.
— Правильнее всего отсюда. Но это труднее. Впрочем, если мне будет кто-нибудь помогать, я справлюсь.
Сухорецкий кивнул головой и принялся излагать свой план. Часть людей пойдет как можно быстрее вперед, к верховьям ледника. В пути будет оставлять, как предполагалось и раньше, продукты для топографической группы и на обратный путь. Добравшись до подножия, начнет после небольшого отдыха восхождение. Приход топографов, идущих налегке к подножию, должен совпасть с окончанием восхождения. Вся экспедиция форсированным маршем возвратится вниз, перейдет озеро и спустится в долину.
— А сколько дней понадобится для съемки? — спросил Сорокин. Загрубский выразительно пожал плечами.
— Если б мы с вами могли сказать, какую площадь нужно заснять и какой предстоит маршрут, — сказал он.
— Маршрут трудный, площадь 350–400 квадратных километров, протяженность ледника 30–40 километров. Сами понимаете, что это только по догадке, приблизительно, — поспешно прибавил Сухорецкий. Загрубский что-то прикидывал в уме.
— Дней пятнадцать, если буду работать один.
— Мы за это время съедим все продукты, — вставил испуганно Шекланов.
— Если мне кто-нибудь будет помогать, смогу уложиться в десять дней, — продолжал Загрубский, — работать придется от зари и до зари…
— Я оставляю с вами Горцева.
— Мне помощь нужна не только физическая, — угрюмо отозвался Николай Николаевич, выкраивая из потертой газеты угол для козьей ножки.
— А если мы уйдем вперед и вернемся к вам после восхождения? — раздался очень тихий и спокойный голос Гусева. — Вы пока начнете, а мы присоединимся потом…
Я посмотрел на Гусева. Он лежал на боку, скрестив ноги. Серые стеганые штаны, особым манером подвернуты шерстяные носки, штормовая куртка, накинутая на широкие крепкие плечи, — как успокаивающе действовала на меня эта знакомая фигура в самые опасные минуты!
Я знал его так, как можно узнать человека только в окопах или в горах.
Теперь он был сильно взволнован, и я отлично понимал причину его душевного состояния.
Валентин, как всякий архитектор-планировщик, хорошо разбирался в инструментальной съемке. Он был единственным человеком, на которого Сухорецкий мог возложить ответственность за безопасность Загрубского и выполнение топографических работ.
Николай Николаевич тоже знал это. Он курил и хрипло откашливался, не говоря ни слова.
— Если бы еще на пять-шесть дней запасов, — сказал я тоскливо.
