Тяжелые, кованные гвоздями ботинки тянули вниз. Я отчаянно барахтался, отталкивая обломки льдины, мешавшие мне плыть.
— Держи! Хватайся за ледоруб! — услышал я голос Сухорецкого.
Не помня себя, я ухватился за протянутый ледоруб и, сконфуженный, выбрался на берег.
— Раздевайся живо! Полезай в спальный мешок! — командовал Сухорецкий. Появившиеся из палаток товарищи теперь только сообразили в чем дело и отпускали по моему адресу разные обидные замечания.
— Хорош бы ты был, если бы я не подоспел, — сказал мне Сухорецкий. — Я с рассветом пошел к лагерю. Уж очень холодно было ночью. Хотел подойти тихонько, пока вы спите. Вижу, ты нацеливаешься на льдину. Ну, думаю, добра от этой затеи не жди! Так оно и оказалось…
Я выпил горячего чаю, а Сорокин разложил на камнях хорошо выжатые принадлежности моего костюма.
— Ну, как дорога? — спрашивали все у Сухорецкого.
— Подходяще! — отвечал он довольно неопределенно. — Собирайтесь, скала очень длинная, прошел я ее только до половины. Чем раньше мы выберемся, тем лучше. Только не берите больше двадцати килограммов…
Наконец, показалось солнце. От моих вещей повалил пар. Дожидаться, пока они совсем просохнут, я не стал. Забрав пустые рюкзаки, мы с Сорокиным отправились к первому лагерю. Знакомство с маршрутом и яркие маркировочные листки бумаги ускорили наш путь.
Через два часа мы очутились внизу. Заваленные камнями, под клеенкой лежали продукты на обратную дорогу и все лишние вещи. «Не трогать!» — было написано рукой Гусева на прижатой камнем бумажке. Те вещи, которые нам предстояло захватить, были сложены отдельно.
Торопясь наверстать упущенное время, мы, не отдыхая, набили рюкзаки и, бросив прощальный взгляд на береговую скалу, тронулись в обратный путь.
— Эй, Илья! Кто-то кричит! — сказал мне Сорокин, когда мы были уже возле камней.
— Снится тебе, — не оборачиваясь, ответил я.
— Да погоди ты, не топай! Ясно слышу — кричит кто-то.
Я остановился, прислушиваясь. Да, теперь я тоже отчетливо слышал крик.
Маленькая фигурка быстро спускалась с береговой скалы. Но кто это?
Мы сбросили с плеч мешки и стали вглядываться.
— Кто же это может быть? — говорил Сорокин. — Неужели Орусбай? Может быть, с лошадьми что-нибудь случилось? Вот проклятье — очки забыл…
Это был Горцев. Теперь уже ясно видна была его складная крепкая фигура и белая киргизская войлочная шляпа.
Мы, недоумевая, пошли ему навстречу. Горцев тяжело дышал и вытирал пот с загорелого лба.
— Товарищ Рыжов, не могу уйти… Я всю ночь не спал, мучился, язви его… Ну как же, думаю, я товарищей бросил? Как же я своему сыну в глаза погляжу? Ну, думаю, если суждено умирать, так умру честным человеком… Вот и вернулся. А тут гляжу утром вас никого нет. Неужели, думаю, что-нибудь случилось? Прямо извелся весь…
