Однако никаких следов раны я не заметил.
— Эй, друг! Куда же ты в него попал?
— Как куда? — испуганно спросил Сорокин, снова надевая очки. — Какая тебе разница куда, ведь он убит. О чем же тут толковать. А ну-ка, давай его сюда, не порть зайца. Да, в самом деле — куда же я попал?
— Ты его подобрал в дохлом виде, — мрачно пробасил мокрый Шекланов. — За это вашего брата дисквалифицируют…
— Иди ты еще… Сам ты в дохлом виде… Он теплый…
— Он умер от горя, когда увидел, что ты так постыдно истратил три пули из карабина, — изрек Гусев.
Бедный Сорокин, чуть не плача, осматривал своего зайца, пытаясь найти хоть одну царапину. Насмешки и шутки градом сыпались на его голову.
Наконец, сжалившись, Горцев указал на маленький, чуть заметный надрыв на заячьем ушке.
— Вот куда вы попали, — сказал он. — Заяц умер от контузии.
— Это я нарочно, чтобы не испортить шкурку, — быстро ответил Сорокин, но раздался такой вопль возмущения, что он махнул рукой и, взгромоздясь на лошадь, только и мог сказать: — А все-таки первый заяц мой.
Уже темнело, когда мы поднялись на крутой северный берег и остановились на поляне, со всех сторон окруженной густым еловым лесом.
Мы даже не смогли разбить палатки. Развели большой костер, залезли в спальные мешки и заснули так, как могут спать только путешественники, измученные тяжелым переходом.
Далеко на сумрачном Тянь-Шане
Есть большой таинственный ледник.
Труден путь в суровом Киргизстане,
Все же человек туда проник,
Хоть и труден путь в суровом Киргизстане.
Песня Орусбая
Через два дня поздним вечером все приготовления к выходу на ледник были закончены. Усталые люди полезли в спальные мешки и мгновенно уснули. Сухорецкий у костра отдавал последние распоряжения относительно завтрашнего дня.
Орусбай слушал его, полузакрыв глаза. Он медленно поглаживал одной рукой белую бороду, сплевывал в костер и односложно отвечал начальнику.
— Вьючить начнем пораньше…
— Хоп…>[11]
— Отберите самых крепких коней… Верховые лошади на ледник не пойдут. Поедем так же, как и в прошлом году — впереди разведчики, сзади — караван.
— Хоп…
— Будешь ждать джигитов через неделю обратно. Нас будешь ждать еще через три недели. Если не придем — значит, что-нибудь случилось. Пошлешь тогда джигита на заставу с этим письмом за помощью.
— Сам тогда на лед пойду.
— Тебе трудно будет.
— Нужно будет — пойду, как молодой…
Сухорецкий посмотрел на Орусбая. Лицо старика было невозмутимо спокойным. Седой клин бороды казался приклеенным к бронзовому подбородку. Он снял свою войлочную шляпу. Старая тюбетейка, вышитая заботливыми руками байбиче, плотно сидела на его круглой голове.
