Ошрахун, вцепившись в уздечку, удерживал ее изо всех сил, однако лошадь своей тяжестью увлекала его за собой.
Акимхан кинулся на помощь. Ему удалось схватить лошадь за хвост. Скольжение вниз остановилось, но поднять лошадь удалось не сразу. Сняли с нее вьюки, и только тогда измученное животное встало на ноги, дрожа от усталости и страха. Теперь уже несколько лошадей поранили себе ноги и бока о камни, предательски скрытые снегом.
Пришлось проводить по тропе каждую в отдельности. Не могу сказать, сколько времени ушло у нас на это. От усталости и волнения я ничего не замечал.
Единственное, что осталось у меня в памяти, это напряжение, с которым, вцепившись в хвост, я тащил лошадь под дикие крики «Тарт! Тарт»>[8], ругань Шекланова и команду Орусбая.
Передовые были на гребне, а задние все еще возились у конца ледника с вьючными лошадьми.
Николай Николаевич, подвязав коню повод, самоотверженно принялся помогать джигитам.
Солнце поднялось выше. Снег стал еще рыхлее, и мы выбивались из сил, стараясь поскорее переправить вьюки.
О предсказании Орусбая никто не вспоминал.
Наоборот, я еще подумал, как удачно, что хоть солнечный денек выпал нам на долю.
И в это время огромная туча, клубясь и раздуваясь, появилась откуда-то снизу и полезла на солнце.
Крики и понукания джигитов стали еще яростнее. Лошади, почуяв приближение опасности, рвались вверх из последних сил.
Ужасный ветер засвистел вдруг над нашими головами. Стремительно закружился снег. Он сыпался сверху, тучей поднимался с ледника. Очертания гор мгновенно растаяли в этом сумасшедшем вихре. С трудом удалось мне взобраться в седло.
Лошадь, понуро опустив голову, старалась повернуться задом к ветру. Я перетянул ее камчой и стал понукать, ободряя голосом.
Ресницы и борода покрылись льдом.
— Николай Николаевич! Загрубский! — закричал я изо всех сил. В ответ едва донесся далекий крик, заглушенный воем ветра. На глазах у меня были защитные очки. Стекла их залепило снегом.
Оставалось положиться на свою Шоколадину.
— Ну, давай, маленькая! Чу! Чу! Смелее! — упрашивал я ее. Низко опустив голову, лошадь брела медленным, осторожным шагом. Потом неожиданно остановилась.
Впереди оказался круп другой лошади.
— Кто здесь? — закричал я.
— Меи Акимхан! Помогай, пожалуйста, Кизил-Сакал>[9]. Вьюк падает, пропадать может, — услышал я прерывающийся от волнения и усталости голос.
Проклиная буран, я кое-как слез и закоченевшими руками принялся поправлять вместе с Акимханом вьюк.
