И все же дом Пауло не мог отделаться от дурных предчувствий. Какая-то безымянная угроза затаилась в одном из уголков мира, и это грызло его и раздражало, как рой голодных насекомых, который кружит у тебя над головой под палящим солнцем пустыни. Что-то неизбежное, безжалостное, лишенное разума свернулось кольцами, словно обезумевшая от жары гремучая змея, готовая броситься на летящее перекати-поле.
«Должно быть, демон, – решил аббат, – и с ним надо бороться». Однако враг постоянно ускользал. Демон аббата был довольно небольшим, всего по колено, однако весил десять тонн и обладал силой пятисот быков. Причем демоном этим движет не злоба, а страстное желание – он в чем-то похож на бешеного пса. Он ел мясо и перекусывал кости просто потому, что обрек себя на вечное проклятие, наградившее его неутолимым адским голодом. Отрицание Добра стало частью его сущности. «Где-то, – думал дом Пауло, – демон бредет через людское море, оставляя за собой след из искалеченных».
«Что за чушь, старик! – распекал он себя. – Когда устаешь от жизни, перемены сами по себе кажутся злом, верно? Ведь любая перемена нарушает покой. О да, дьявол существует, но давай не будем приписывать ему лишнего. Неужели ты настолько устал от жизни, старая окаменелость?»
Однако дурное предчувствие не исчезало.
– Как думаете, грифы уже съели старого Элеазара? – раздался негромкий голос где-то сбоку.
Дом Пауло обернулся. Голос принадлежал отцу Голту, его преемнику. Он стоял, поглаживая пальцем розу; казалось, ему было стыдно тревожить уединение старика.
– Элеазара? Ты про Бенджамена? А в чем дело? Что-то про него слышал?
– Нет, отец аббат. – Голт смущенно улыбнулся. – Но вы смотрите на столовую гору, вот я и решил, что вы думаете про Старого Еврея. – Он бросил взгляд на запад – туда, где на фоне серого неба виднелся силуэт горы, похожей на наковальню. – Я заметил там струйку дыма, так что, предполагаю, он еще жив.
– Мы не должны предполагать, – отрезал аббат. – Я поеду туда и навещу его.
– Вы говорите так, словно отправляетесь сегодня же ночью, – усмехнулся Голт.
– Через пару дней.
– Будьте осторожны. Говорят, он бросает камни в тех, кто пытается подняться на гору.
– Я его пять лет не видел, – признался аббат. – И мне за это стыдно. Ему одиноко.
– Если ему одиноко, то почему он живет как отшельник?
– Чтобы уйти от одиночества – в молодом мире.
Молодой священник рассмеялся:
– Лично я в этом логики не вижу.
– Увидишь, когда доживешь до моих – или его – лет.
