И было кое-что ещё — моя ошибка, мешающая беседе — мне следовало бы уже перестать решать за Таню, что она чувствует. То есть перестать всё время спрашивать её про абстрактную «тревогу», в то время как Таня говорит про некое «беспокойство». Я цокнул языком, пристыдив себя.
— Хорошо, когда ещё вы... беспокоитесь?
— Ммм... — Таня запустила пятерню в свои волосы. — Бывает, когда дома одна... Да, тогда прям очень сильно...
— Хорошо, а чего вы боитесь?
— Да, в общем-то, ничего, — ответила она серьёзно.
— Но о чём вы тревожитесь?
— Да ни о чём же!
— Но... — я бесшумно открыл и закрыл рот, удержавшись от попытки в третий раз задать тот же самый вопрос.
Я ущипнул себя за переносицу и потёр глаза. Похоже, что я вновь называл чувства клиентки вместо неё самой. Пора бы уже прекращать так делать.
— А что с вами происходит дома, когда вы беспокоитесь? — осторожно спросил я.
— О, я пытаюсь делать то, что запланировала, — уверено ответила Таня.
— Пытаетесь?
— Ну, знаете, это не всегда получается... — она замялась.
— И тогда?
— Ну, и тогда я начинаю метаться по квартире!
Я почувствовал, что нахожусь на верном пути, однако не хватало какой-то части информации. Было кое-что ещё, помимо моих внутренних реакций, её внешнего вида и способа общаться. Что-то, что, как мне казалось, мешало получить «верный» ответ на вопрос. При этой мысли я мысленно поругал себя. Понятное дело, что не существует «верных» ответов клиента на вопросы психотерапевта. Да есть «ожидаемые» и «типичные» реплики, но если строить общение на этом, то есть риск так и не встретиться с личностью клиента.
— Доктор, с вами всё в порядке? — озабоченно спросила Таня, видя, что я уже некоторое время сижу с задумчивым лицом и кусаю губу.
— Ммм... — она застигла меня врасплох. — Я думаю...
Она многозначительно покивала и с интересом стала наблюдать за мной дальше. Я улыбнулся — она умела подколоть собеседника. Также стоило учесть, что свои переживания она описывала в первую очередь через действия и поступки. Проговорить, что она чувствует — было для неё трудной задачей. Однако, похоже, что ещё большей трудностью было описать свои мысли. Предположение о характерологии, а значит и понимание Таниных проблем, обретало всё более чёткие формы у меня в голове. Необходимо было проверить гипотезу, сменив общий тон и стиль общения.
Я смотрел сквозь Таню, строя в голове следующую фразу.
— Нет, доктор, серьёзно, я за вас переживаю, — в её голосе прозвучала усмешка. — Вы так губу себе сгрызёте.
