«Я это так не оставлю!» – услышал он с улицы.
Суматошно и поспешно Васька посрывал шкуры со стен, запихал в мешок и убежал в лес, где надежно спрятал. Вскоре вернулся обратно, злой и запыхавшийся, и, подступив к журналистке срывающимся голосом, хрипло кричал:
– А почему не браконьерничать? Они же в мазуте были, летать не могли. Все равно бы подохли. Так что теперь – ни себе, ни людям? Так повашему?
– Не смейте трогать запретное! Не имеете права вред природе наносить! – решительно, с надрывом крикнула журналистка, перебив Ваську.
– Это я по вашей неопытности вред наношу? – Васька деланно и нервно гоготнул. – А знаете ли вы, что прошлой осенью «тыщевка» на переходе по дну реки рванула и что здесь творилось? Посмотрели бы и в ужас пришли. Вот то-то и оно, что вы этого не видели. Целые сутки нефть залпами фонтанировала из трубы и по реке сплошняком шла, забила всю пойму. До самого устья и дальше река мертвой стала и пойма тоже. А вы сразу – судить… Пусть попробуют, а если будут судить меня, то я молчать не стану, я скажу и назову, кого судить надо. Вы вот все с высоты смотрите, вас все оттуда впечатляет, а вы на землю опуститесь да походите по ней, посмотрите да со знающими людьми душевно поговорите хоть раз. Тогда и узнаете, что на освоенных месторождениях чуть ли не каждый день трубы рвутся, и нефть круглый год идет, мертвит реки и поймы, и никого еще не судили… Нашли время искать крайнего, трубу сейчас дальше надо гнать, а там видно будет, что из этого получится. Так начальство говорит, и я тут не при чем.
– Перестаньте, – устало сказала она и направилась к вертолетной площадке, отчужденно неприступная и ставшая для него опасной. Оглянувшись, добавила: – Я обо всем этом напишу.
– Ну и пишите, если разрешат, – злорадно крикнул ей вдогонку Васька. А про себя пугливо подумал: «А ведь беда будет, если напишет». Хотя он-то здесь при чем, если разобраться?
Когда прилетел вертолет, Васька зашел в вагончик, не желая после случившегося даже показываться прилетевшему начальству. Немного погодя в вагончик влетел разъяренный начальник участка Хромин и набросился на Ваську:
– Ты что, сдурел тут, мозги у тебя набекрень свихнулись что ли? Это Пашки-архитектора работа! – зло выпалил он и зло выматерился. Васька пришибленно молчал.
– Из условников он был, – чуть сбавив тон, продолжал Хромин, – лет десять назад. Когда первую нитку гнали, прислали их сюда из лагеря на «химию» человек шесть, так он один только и прижился, остальные все на возврат в зону пошли. Этот самый Пашка, так же как и ты, на лето оставался сторожить здесь. Напьется, бывало, бражки и блажит с нее, памятники корешам на булыжниках все вырубал. Видимо, у него способность к этому делу была, вот и проявлял её на этих валунах, что размером побольше. На сто двадцатом тогда стояли, так он там чуть не на всех окатышах разных рисунков зубилом повыбивал, не счесть, да еще с надписями, не видел что ли? – участливо спросил Хромин, совсем успокоившись.
