– Надо же, – недоумевал он, – даже никто не рассмеялся, не хохотнул при его рассказе о войне. Какие все шибко грамотные стали да понятливые, что и шуток не понимают, даже по пьяни. Он влез в кабину машины и с возмущением и завистью поглядывал на розоватые от пламени костра лица товарищей, с искренним весельем продолжавших рыбацкий ужин.
А о Ерофеиче по своей обычной простоте и лени, по бесшабашной пьяной доброте все тут же забыли, всё ему безмолвно простили. Ну не способна душа русского человека долго держать в себе зло. Нет ему там удобного места, где бы можно было надолго уместиться и жалить оттуда неугодных людей. Да и тягостно это, и вдобавок к чему-то ещё невольно человека обязывает. Да катись всякая свара подальше, так-то на душе легче будет!
Так и живём и никаким совершённым грехом не тяготимся. До поры до времени.
Но вернёмся к весёлой компании, откуда мы ушли следом за поникшим Ерофеичем. Разговор возле полыхающего костра всё более накалялся, и в том малом промежутке, когда он чуть ослабел, неожиданно для всех вызывающе встрял подрагивающий от нетерпения голос одного из собутыльников:
– Слышь! Мужики! Чё я вам хочу рассказатьто? Ни за что не поверите, хотя это голимая правда, случившаяся со мной неподалеку отсюда!
Рыбацкая компания вразнобой хохотнула и согласилась, а кто-то в шутку добавил:
– Давай-давай, раз напросился. Только не ври внаглую, а то отметелим по-дружески, чтобы апосля не держал обиды.
– Да нет, штоись взаправду всю расскажу. Наверное, сами слышали об этом, особенно кто из старых рабочих.
– Да начинай ты по делу говорить, а после скажем, кто слышал, а кто нет, – взъярился один из собутыльников, самый нетерпеливый.
– В прошлом году со мной это случилось, по весне, в конце апреля, здесь, на нашем участке, неподалеку от деревни Берёзово, когда мы трубу тыщёвку гнали от Уренгоя. Погода была тогда нелётной дня два, и комиссия не могла прилететь, чтобы принять наш участок трубы, уже заизолированный, полностью готовый, чтобы её опустили в траншею и закопали. Ну, как обычно, в таких случаях делается, сами знаете.
– Да греби ближе к делу, а об этом сами какнибудь докумекаем, – раздался тот же нетерпеливый голос.
– Бездельничали мы тогда. Мне это надоело, я взял у одного товарища ружьишко, взобрался на трубу и поплёлся в сторону болот, куда она уходила, пострелять куропаток перед отъездом домой. Много их там водилось, и все непуганые. Хоть в упор стреляй, далеко не улетают, и снова стреляй…
