А с приёмом на работу этой красавицы, похоже, придётся смириться. Тем не менее его смущало одно обстоятельство – с такими вызывающе красивыми женщинами он был хорошо знаком в былые годы и знал им цену. «Может ли эта красулька быть умным человеком и хорошим специалистом?» – задавал и задавал он себе этот трудный вопрос, в волнении расхаживая по кабинету. Да так и не пришёл к окончательному выводу, решив завтра с утра обсудить этот вопрос с заместителем и ознакомиться в отделе кадров с её личным делом. Уж очень ему не хотелось, чтобы при тех проблемах, число которых росло с каждым днём, и их срочно нужно было решать, эту должность занимал слабый специалист, ни к чему не способный, пусть даже и неотразимой красоты.
«Первым делом самолёты, ну а девушки, а девушки потом», – невесело повторил он слова некогда знаменитой песни и, тяжело вздохнув, уселся за рабочий стол решать неотложные проблемы, которым не было видно конца.
И как он ни пытался в этот волнующий день сосредоточиться и углубиться в работу, ему никак не удавалось. Обаятельный образ Нальмины, так взволновавший его при их знакомстве, безвылазно сидел у него в голове и мешал вникнуть в работу. Наконец, он не выдержал этого дьявольского наваждения и, придумав какой-то пустяковый вопрос, с тяжёлым сердцем зашёл в общий отдел, где за рабочим столом, склонив головку с пышной причёской, сидела Нальмина, углубившись в какие-то документы.
Надо признаться, что Дерюгин редко позволял себе заходить в свой отдел без важной и спешной надобности, а тут приспичило так, что самому перед собой было стыдно за такую минутную слабость, как ему казалось. При его появлении Нальмина, будто заранее зная об этом, внимательно на него посмотрела (какие очаровательные глазки!) и приветливо улыбнулась, как бы давая понять, что всё понимает, сочувствует, но помочь ничем не может.
Но этим не кончилось. Потом в течение рабочего дня он ещё дважды заходил в отдел по самым надуманным причинам, чтобы только взглянуть на неё и, может быть, успокоиться наконец. Но это не помогало. Ему казалось, что она его постоянно манила и притягивала к себе, как магнит, своим колдовским очарованием, и он внутренне ощущал, что обречён теперь на ежедневные страдания, только чтобы её видеть.
Вечером после работы он зашёл в ресторан и основательно приложился к стопарю, чтобы расслабиться и избавиться от любовного наваждения, в пьяном, безграничном вольнодумии разрешить сложившуюся ситуацию в свою пользу, насколько это будет возможно. Ясно было только одно – им надолго овладел душевный дискомфорт, и без моральных и нравственных потерь не обойтись.
