Близился к концу сентябрь, торжественно сверкавший позолотой созревшей листвы под синим высоким небом, порой наводил тоску хмурыми дождливыми днями. В природе почти всё так же, как в человеческой жизни. Прошло два месяца, как она оказалась соломенной вдовой, но чувство запоздалого, нарастающего недовольства и раздражения, вызванное безвольным поведением, в тот роковой день постоянно её терзало и порой закипало настолько круто, что могло хлынуть через край. Ну никак нельзя было так безропотно выпускать тогда мужа из квартиры. Непременно надо было повиснуть у него на шее, крепко прижать к себе, а если бы отбросил, бежать за ним, лечь на асфальт перед его машиной и орать во всю глотку: «Ро-омаа! Не смей быть предателем своим детям! Задержись хоть на час! Хоть на полчаса, и мы с тобой разрешим любую возникшую между нами проблему». Не за своё женское счастье и мнимое благополучие надо было ей тогда бороться, а за отца своих детей. Да что там бороться, драться надо было, не взирая ни на что. Сейчас Ксюша всё больше убеждалась, что она тогда от неожиданности испугалась и позорно струсила, отдав своего мужа, отца их троих детей, чужой женщине, и не так важно было, какими достоинствами та женщина обладает, это сущие пустяки. Сейчас чувство собственной вины перед детьми, что не уберегла их отца от предательского поступка, не давало ей покоя. Она искала выход искупить вину, прежде всего перед собой и, конечно, перед детьми, и нашла его. Она решила поехать в тот город, куда умотался её законный муж и жил теперь со своей возлюбленной. Нет, ни скандалов, ни глупых сцен она при встрече с ними устраивать не собиралась, это наповал убило бы цель её поездки к ним. К этому она сейчас морально себя и готовила, чтобы выглядеть перед ними убедительно уверенной, ни в чём не уронить перед ними своего человеческого достоинства. Ксюша знала, была почему-то уверена, что в нравственном отношении она выглядит перед ними на два-три порядка выше, чище, и они обязаны будут выслушать её до конца, как бы ни были им неприятны её слова. Она умеет правильно и убедительно говорить, так, чтобы вызывать доверие, и при встрече этого добьётся.
Решившись на такой отчаянный поступок, Ксюша успокоилась, будто покорила в одиночестве горную вершину.
Теперь ей осталось только успеть дошить новое платье и договориться о встрече со знакомыми в том городе, где жил Роман, с которыми они раньше дружили семьями. К счастью для неё, всё получилось удачно. Знакомые в тот день отмечали совершеннолетие дочери, куда был приглашён и Роман со своей возлюбленной, а тут и она, как праздничное привидение вечера, неожиданно полыхнёт своим появлением во всём блеске, и, конечно, к их неудовольствию, но тяжёлый и такой необходимый разговор непременно состоится. Это её держало в постоянном возбуждении и в то же время неприятно волновало, поскольку она совершенно не представляла, чем всё это может кончиться. Да об этом Ксюша и не задумывалась. Будь что будет. Главное, она выскажет ему, как предателю, всё, что накипело у неё на душе за эти месяцы, и за детей заступится. С презрением бросит ему в глаза горький упрёк, что у них есть родной и живой отец, и безотцовщины они не заслужили. Прошибут ли его зачерствевшую душу эти слёзные слова, она не знала, но высказать их была обязана. Как всё-таки порой бывает приятно сознавать свою выстраданную правоту, но как трудно добиться, чтобы это поняли другие.
