И мужчина принялся обходить дома…
В одном его угостили ракией из хрустального сервиза, который его мать принесла в дом с приданым. «Забирайте, если это ваше», – сказала молодая женщина. «Нет, – ответил он. – Но все равно вам спасибо!»
В другом доме он посидел на своем обитом толстой материей стуле, в третьем, где для него испекли оладьи, узнал ковер из своей гостиной… И все предлагали ему забрать свои вещи, хотя сами были погорельцами, без дома и имущества, сами потеряли все, что наживали годами, но он ничего не брал. «Пусть вам послужит», – говорил он и уходил в другие дома, к другим несчастьям и бедам…
В последнем доме, что возле кладбища, поселился какой-то сухощавый вспыльчивый человечек с закрученными усиками, наверняка настоящий скандалист и задира. Как только его впустили в дом, мужчина сразу узнал свой диван – одну из тех старых конструкций, обтянутых темно-красной кожей с латунными гвоздиками, которые еще до той, предыдущей войны украшали провинциальные адвокатские кабинеты. Он знал в нем каждую складочку, теплый блеск кожи и все места, из которых когда-то давно выпали тонкие латунные проволочки… Сколько раз он леживал на нем после обеда, умостив голову на мягкий валик!
Он без приглашения уселся на свой диван, ощутив уверенную мягкую силу его пружин. Наконец он вернулся домой! Низкорослый забияка садиться не собирался. Крупная светловолосая женщина на всякий случай приобняла босоногого ребенка, продолжая свободной рукой мешать фасоль в горшке. В доме смердело мокрыми дровами и нищетой. В углу на пустых мешках лежала старуха и курила махорку.
«Это мой диван», – спокойно произнес мужчина.
«Нет, мой, вот те крест, – немедленно отреагировал задира, воинственно подбоченившись. – Я его купил, как честным людям и полагается!»
«У кого?»
«А почем мне знать? Кто только здесь не шляется и не торгует. Я за него овцу отдал!»
Мужчина повторил, что этот диван его, а низкорослый задира потребовал доказательств, которым он, естественно, не поверил, после чего накинулся на этих, с гор, из-за которых все это началось и из-за которых он потерял дом, хозяйство и много еще чего, да у него таких диванов с десяток было, еще и получше этого, а теперь вот, в конце концов, спит по чужим кроватям и остался совсем без ничего, хотя и сражался в эту войну, отстаивая право на жизнь, и все у него на родине знают про это. А теперь вот у него хотят и этот диван отобрать, за который он честь по чести овцу отдал. Только через его труп.
